На улице мне дал пощечину ледяной ветер. Было такое ощущение, что на меня кто-то напал. Я пересекла двор, остановилась в подворотне. Здесь ветер гудел, как в трубе. Нужно было выйти в переулок, там наверняка нет такого сквозняка. Но я хотела в последний раз увидеть окна его квартиры. Сентиментальности тут не было ни на грош – я просто ощущала какую-то ноющую тревогу.
Квартира располагалась на третьем этаже, я с легкостью определила окно той комнаты, где происходила беседа. Мне помогли цветастые занавески, освещенные изнутри неярким светом. Впрочем, светились все окна, выходящие во двор, – ведь Елена Викторовна сама зажгла свет во всех комнатах. Интересно зачем? Хотела осмотреть квартиру? Вряд ли, ведь она не собиралась ее покупать. Вероятнее всего, она хотела убедиться, что в комнатах никто не прячется. Например, тот же Роман.
Я заметила, что во всех комнатах, где горел свет, не было занавесок. Впрочем, других деталей рассмотреть не удалось – я видела только часть стен и потолки. Наверное, уезжая, хозяин снял все занавески. А может, их там и не было. Слишком уж запущенный вид имела эта квартира.
Света не было только в одном окне – в комнате, которая располагалась рядом с той, где обитал Женя. В той комнате, где по его словам, находился склад ценных вещей. Какие ценности могли там храниться? Холодильник, телевизор, мягкая мебель? Я подумала, что скупость хозяина может обернуться для него большими убытками. В доме водились крысы, и наверняка они устроили игрища на мебели, которую хозяин предпочел запереть. Ключа у Жени нет, помешать крысам он не сможет, и значит, к моменту приезда хозяина диван может стать крысиным детским садом. Я хорошо знала, что эти животные предпочитают устраиваться с комфортом. У меня было живо одно воспоминание детства – я с подружками играла возле помойки, во дворе. Кто-то выбросил туда отслуживший свой диван с торчащими из сиденья пружинами. Мы, разумеется, решили на них попрыгать. Но как только я взобралась на пыльный диван и прыгнула в первый раз, из огромной дыры выскочила бурая крыса и бросилась прочь. Я завизжала так, что сорвала голос. А одна из подружек авторитетно заявила, что крыса была толстая, беременная и, наверное, хотела сделать себе гнездо. Мы потом часто подходили к этому дивану, мечтая увидеть крысят, но нам так и не повезло. А потом диван увезли на свалку.
Я стояла в подворотне, мерзла, время от времени делала безуспешные попытки закурить. Но ветер не позволял высечь из зажигалки даже самое крохотное пламя. У меня заледенели пальцы, зато царапина под глазом больше не болела. Холод, как известно, лучшая анестезия. Елена Викторовна отсутствовала уже куда дольше, чем пять минут. О чем они там говорят? Может быть, ругаются вовсю, воспользовавшись тем, что ни-кто их больше не слышит? А то, не дай бог, сцепились? Я тревожилась все сильнее и в конце концов решила, что лучше всего зайти обратно в подъезд. По крайней мере согреюсь, тут я точно заполучу воспаление легких, и завтра утром у меня будет температура… Я подумала, что в этом случае мне опять придется пропустить работу. Но эта мысль уже не вызвала у меня никакого страха. Наоборот – мне стало смешно. Неужели это судьба дает мне понять, что я устроилась не на то место? Может быть, стоит прислушаться к ее голосу?
В тот момент, когда я двинулась к подъезду и в последний раз взглянула на окна, наверху произошли некоторые изменения. Прежде всего, погас свет в комнате с цветастыми занавесками. Разговор явно был окончен. А затем, с равными короткими промежутками, потухли все остальные окна. В квартире стало совсем темно.
Хлопнула дверь подъезда, и появилась Елена Викторовна. Она быстро подняла меховой воротник и, не глядя на меня, направилась к подворотне.
– Пойдем, – бросила она, проходя рядом со мной. – Уже поздно.
Я помедлила еще секунду, глядя наверх. Странно, почему свет погас везде? Может, Женя ушел на кухню, она, кажется, располагается с другой стороны коридора…
Сейчас все окна квартир, выходящих во двор, были темными. Фонаря во дворе-колодце тоже не было. И теперь, когда мои глаза привыкли к темноте, я разглядела смутное светлое пятно в окне запертой комнаты. Раньше я его не замечала. Я стояла, смотрела вверх, и вдруг у меня появилось отчетливое ощущение, что оттуда на меня тоже смотрят. И что это пятно – не что иное, как чье-то лицо. Я различила очертания плеч, руки, опирающейся на подоконник.
Моей первой мыслью было – Женя солгал. Ключ от запертой комнаты у него имелся, он просто предпочел это скрыть. Возможно, выполняя указания хозяина – никого туда не впускать. Второй мыслью было: «Да это вовсе не Женя!» Вокруг лица в окне я различила длинные светлые волосы. Это не имело ничего общего с его теперешней прической. Кроме цвета.
А потом я увидела, что позади этой фигуры в окне возникла другая. Видимая очень смутно. Вот теперь я наконец убедилась, что перед окном в самом деле стоял человек – его абсолютная неподвижность нарушилась. Фигура быстро изменила положение, а затем отошла в глубь комнаты. И остался только пустой черный прямоугольник.
Я пробежала подворотню и выскочила в переулок. Елена Викторовна уже сидела в машине, слабо освещенной изнутри. Я забарабанила пальцами по стеклу – она меня заметила и открыла дверцу.
– В квартире есть кто-то еще! – выдохнула я ей в лицо. – В той запертой комнате!
Мне показалось, что она меня не услышала. Или не поняла. Елена Викторовна смотрела на меня без всякого выражения, и я поняла, что она потрясена. Наконец женщина вымолвила сквозь зубы:
– Черт, я что-то чувствовала! Как ты узнала?
– Я видела их в окне!
– Кого? Их там несколько?!
Тут я осеклась. В самом деле, кого я там видела? Точно, не Женю. Я бы сказала, что эта бледная тень была, скорее, похожа на женщину. А кто подошел к ней сзади – я и подавно определить не могла.
– Значит, они все слышали, – пробормотала Елена Викторовна. – Это очень плохо. Ужасно.
Говорила она по-прежнему без выражения, лицо казалось застывшим. А я перестала ощущать холод и рвалась в бой:
– Давайте поднимемся туда, посмотрим! Теперь он не отвертится!
Ее рука, расслабленно лежавшая на руле, дрогнула и сжалась. Елена Викторовна подождала секунду, потом покачала головой:
– Нет, не стоит.
– Но почему?!
– Мало ли кто там может быть, – ответила она. – Дом почти нежилой, место глухое… И никто не знает, что мы сюда поехали. Понимаешь, к чему я клоню?
– Вы боитесь! – поняла наконец я. – Вы боитесь туда идти?
Мне казалось невероятным, что она испугалась. Я-то не боялась совсем! Я забыла о своих страхах, когда уехала сюда. Впрочем, боялась я тогда не Жени, а ее…
– Сядь в машину, – приказала она. – Ты знаешь, который час?
Я ответила, что знаю. Она пожала плечами:
– Ты вроде работаешь, сама говорила. Спать осталось всего ничего.
– Вы думаете, что я усну? – удивилась я. – Елена Викторовна, я вас прошу – поднимемся!
