– Отойдем на пять минут. Мне нужно кое-что тебе передать.
Я осторожно высвободилась из объятий Олега – к этому времени он уже всерьез меня обнимал. Женя протянул мне руку, и я вложила пальцы в его раскрытую ладонь. Так, взявшись за руки, будто школьники, мы отошли в сторону. Я чувствовала, что на нас смотрят. Особенно остро я ощущала один взгляд. Там, у ограды стояла Ксения. Я посмотрела на нее. В ее глазах был вопрос – и недоверие. Наверное, теперь все мои обещания показались ей лживыми. Она отвернулась.
– Куда ты меня ведешь? – спросила я, когда поняла, что мы выходим за ворота, на дорогу. Он крепче сжал мои пальцы и повел дальше – мимо машин и автобусов, ожидающих окончания церемонии. Где-то во главе колонны он остановился и повернулся ко мне лицом. Из его губ вырывались облачка пара.
– Я хочу дать тебе свой адрес. И телефон, – он достал из кармана куртки записную книжку.
– Наконец-то рассекретился? – спросила я. Не думала, что это доставит мне так мало радости.
Он не слушал. Достал клочок бумаги, подложил под него книжку и принялся писать, прорывая стержнем ручки бумагу. Я следила за корявыми буквами, которые он выводил, и внезапно поняла, что он пишет левой рукой.
– Что с тобой случилось? – спросила я.
Он поднял глаза:
– Ты о чем?
– Ты снова стал левшой?
Он смотрел на меня, будто не понимая. Затем перевел взгляд на свою левую руку, в которой все еще была зажата ручка. И с глубоким вздохом выпрямился.
– Слушай, как… В самом деле! – Он изумленно разглядывал ручку. – Я и не заметил!
– Когда это случилось? – Я не смогла удержаться от улыбки – уж очень комично выглядело изумление на его лице.
– Не знаю… Черт, я не знаю! – От удивления он даже слегка заикался, чего я вообще никогда за ним не замечала. – М-мне с-столько приходится делать, ч-что я…
– Да ты еще и заика?! – Я захлопала в ладоши. – Теперь можешь поставить крест на своей карьере!
Он разом помрачнел:
– А тебе бы очень этого хотелось? – на этот раз Женя заговорил нормально. Ручку он положил в карман и теперь протягивал мне листок бумаги: – Возьми, на всякий случай. Я хочу, чтобы ты знала, где я живу.
Я прочитала адрес. Центр. Бульварное кольцо. Ну, разумеется, могло ли быть иначе.
– В гости ты, значит, не зовешь? – спросила я. – Зачем же тогда этот адрес?
– Извини, но пока не могу…
– Не извиняйся. Я бы и не пошла. – Я спрятала листок в блокнот и положила его на место, в наружный карман сумки. – Кстати, квартиру тебе купили или ты снимаешь?
– Ни то ни другое, – смущенно признался он. – Просто уехал один человек и пустил меня пожить.
– То есть ты там за сторожа? Что-то твой продюсер пока не расщедрился!
– О чем ты говоришь? – Женя скривил губы, как будто я дала ему пожевать ломтик лимона. – Я же еще ничего не сделал!
– А чем ты вообще занимаешься? Группу набрал?
– Ну, в общих чертах…
– Кто-нибудь из тех ребят, которые были в студии двадцать девятого?
Он покачал головой:
– Нет, те не подошли.
Я хотела спросить почему. Но кажется, и сама это уже знала. Те ребята были свидетелями безобразной сцены между Женей и Иваном. А возможно (если кто-то из них задержался подольше), видели кое-что еще. И, как и я, могли сделать выводы. Вряд ли они их сделают, но в любом случае, их решили отправить восвояси. Я кивнула:
– Ну ладно, желаю удачи.
– Ты позвонишь? – Он опять взял меня за руку. Мне показалось, что в его глазах мелькнуло что-то загнанное. Я осторожно высвободила запястье:
– Не трогай меня. Я не позвоню.
– Ты обиделась?! – Его голос возбужденно поднялся. На нас уже оглядывался шофер одного из автобусов. Наверное, соображал, какие проблемы могут волновать таких двух молодых придурков, как мы. А мы и выглядели молодыми придурками – особенно Женя, со своей новой стильной стрижкой, в своем изящном наряде. А шофер – мрачноватый дядька в пуховике и вязаной шапочке наверняка задавался более насущными вопросами. Небольшой зарплатой, своим здоровьем, детьми, из которых бог знает что вырастет… Он смотрел на нас с явным презрением – а может быть, с завистью.
– Я ведь обещал тебе, что мы будем вместе! – Он уже почти визжал. – Неужели нельзя подождать, совсем немножко!
– Чего ждать? – перебила я. – Я уже дождалась этих похорон, твоих угроз, я два дня подряд опаздываю на работу, не высыпаюсь и чувствую себя полным…
Он ударил меня по лицу. Прямо по губам. Не очень сильно, так что я даже не пошатнулась. На миг все стало очень ярким – невероятно ярким, как будто экран телевизора отрегулировали с ночного мягкого режима на контрастный, дневной. Я видела черные точки его зрачков, капли тумана на обесцвеченном ежике волос, дрожащие яркие губы, и пар, вырывающийся из них… До меня донесся чей-то голос – какой-то мужчина желал знать, что тут творится.
Я оглянулась. Шофер. Он подошел совсем близко и, казалось, был готов вмешаться. Женя развернулся к нему, будто собирался драться.
– Не лезьте!
– Ты что ее бьешь, козел? – Тот подошел еще ближе. Женю трясло – я видела, что сейчас он не отдает себе отчета, что этот мужик свалит его одним взмахом руки. И схватила его за бахрому на куртке:
– Стой, не связывайся! – А шоферу крикнула: – Все в порядке, правда!
– Да я убью его! – визгливо крикнул Женя.
– Ну да, одного ты уже убил! – вырвалось у меня. Может, потому, что он всерьез собирался драться, а я испугалась. За него, разумеется.
Женя замер. Он все еще смотрел на шофера, тот – на него. Мимо прошла группка людей, возвращающихся из крематория. Знакомых там не было, и слава богу. Все смотрели на нас. Было ясно, что здесь происходит что-то неладное.
– Ты что сказала? – повернулся ко мне Женя.
Шофер сделал еще один шаг. И сказал, что сейчас надерет этому сопливому щенку хвост. Что Женя – наркоман, ублюдок и что он таких ненавидит и готов душить голыми руками. Но вряд ли Женя его слышал. Он смотрел на меня, его трясло, и я видела, что он совершенно беспомощен. И поэтому схватила его под руку и потащила к обочине. Мы провалились в снег, но я не остановилась, даже когда почувствовала, что ботинки насквозь промокли. Я тащила Женю к лесопосадке возле шоссе, а шофер стоял и смотрел на нас, как на ускользнувшую добычу. Женя тяжело дышал, пошатывался, но вырваться не пытался.
Я прижала его к дереву, откуда-то сверху посыпались хлопья слежавшегося мокрого снега. Он тяжело дышал, не сводя с меня взгляда. Потом закрыл глаза. Мальчик, которого приперли к стенке в школьном коридоре и, кажется, будут бить.
– Ты убил Ивана? – Я схватила его за лацканы куртки и легонько тряхнула. Женя ударился головой о ствол дерева – он даже не собирался сопротивляться. И молчал. Ужаснее всего было, что он молчал и не открывал глаз. Я тряхнула его еще раз, чувствуя, что сила уходит из пальцев и сейчас я завизжу, сяду на снег и начну плакать.
