Женя по случаю страшной жары надел майку без рукавов. Когда на прилавок были выложены все требуемые диски, мужчина с улыбкой завел разговор об этой группе. Ну, наконец, вспомнила! Он просил «Смоки».
Я отошла к прилавку с журналами – там были новые поступления. Время от времени я оборачивалась и видела, что мужчина все еще стоит у прилавка. Разговор был довольно оживленный, но Жене он удовольствия не доставлял. Я видела, что он отводит глаза, и удивлялась про себя – конечно, «Смоки» никогда не были в числе его фаворитов, но к чему столь явно выражать свое отношение к этой группе? Наконец разговор завершился – Женя покачал головой и застыл над прилавком, вызывающе опершись о стекло руками. Я видела на его лице выражение странного, беспощадного упрямства. И еще насмешку, очень явную. Мужчина заколебался, я видела это по его спине, она как-то странно изогнулась. Потом он открыл кошелек, достал деньги. Женя подчеркнуто резко выбил ему чек, записал покупку в журнал и придвинул ему купленный диск. Мужчина спрятал его в багетку и, не прощаясь, ушел.
– Какая мерзость, – без выражения произнес Женя, когда я подошла к прилавку.
Я спросила, что произошло. Он дернул плечом (наплевать!) и ответил, что этот тип только что выяснял, не согласится ли Женя провести с ним вечер в одном ночном клубе? Дескать, он не против помочь молодому симпатичному парню. И эта помощь (материальная) намного превзойдет все самые смелые ожидания этого самого парня. Последовало еще одно пренебрежительное движение плечом. Да, это здорово разозлило Женю.
Помню, я тогда утешала его. Говорила, что он, во всяком случае, не виноват, что его внешность слишком бросается в глаза. Женя переживал, что его часто принимают за гомосексуалиста. Я возражала, говоря, что если бы каждый парень с тонкими чертами лица и длинными ресницами был «голубым», человечество давно бы выродилось в популяцию низкорослых крепышей. Помню, что в конце концов он успокоился. Но этот тип здорово его разозлил. И что же выясняется теперь?!
Пока что выяснилось одно – я ежедневно обязана являться на работу ровно в девять утра. Выходной день у меня был один – воскресенье, как и у всех добрых людей. Я поняла, что как ни старайся, а завтра мне вряд ли удастся прийти на похороны Ивана. Я знала, что церемония обычно совершается утром, а с работы меня не отпустят – даже по такой уважительной причине. Наверное, нужно было позвонить Ксении. Наверное… Но я не сделала этого. Прежде всего потому, что очень хорошо помнила ее просьбу – вспомнить то, из-за чего нам с ней угрожали. Я вспомнила. Вернее, поняла. Но что я могла ей сказать? Что мой бывший жених заодно с убийцами ее мужа? Что ее подруга встречалась с Иваном, и далеко не затем, чтобы обсудить последние музыкальные новости?! Я решила, что горя у нее и без этого достаточно. И если в тот рабочий день я снимала телефонную трубку, то исключительно для того, чтобы ответить на деловой звонок.
А в шесть, когда мне разрешили уходить, я отправилась по уже знакомому адресу – в ту самую студию, где проходило прослушивание. Другого способа встретиться с Женей я просто не знала. А встреча была необходима. После всего случившегося я решила, что терять мне уже нечего. И хотела хотя бы знать. Точно знать – виновен он или нет. Чтобы с полной уверенностью поставить на нем крест.
На этот раз здание показалось мне более населенным. На лестнице несколько раз встретились люди, преимущественно молодежь. По обрывкам разговоров я поняла, что это студенты. Они обсуждали какую-то консультацию перед экзаменом. Да и все заведение стало, наконец, похоже на то, чем оно и являлось – на институт. Однако на четвертом этаже по-прежнему было малолюдно. А когда я попыталась открыть дверь под номером 411, мне не удалось повернуть ручку. Замок был заперт. Я сделала еще несколько попыток, потом стала стучаться. Мне никто не ответил, и, простояв несколько минут, приложив ухо к двери, я не услышала внутри ни звука.
– Кого ищете? – услышала я и обернулась. Женщина лет сорока, в деловом костюме и очках, оглядывала меня со спокойным недоброжелательством. Именно так я определила выражение ее лица.
– Студия закрыта? – ответила я вопросом на вопрос.
Дама не стала любезней. Она смерила меня взглядом, а затем спросила, что именно мне нужно в студии.
– Я ищу Евгения Зотова, он был здесь двадцать девятого декабря.
– Возможно, – ответила она. – Здесь многие появляются.
– А вы не могли бы дать телефон, чтобы с ним связаться?
Дама еще раз оглядела меня – на этот раз задумчиво. Я выдержала ее взгляд, хотя ее поведение стало меня всерьез раздражать. Похоже, у представителей этой студии была общая манера – смотреть на людей как на пустое место.
– Девушка, я не уполномочена раздавать чьи-то телефоны, – наконец, заявила она. – Если вам что-то нужно – найдите другую возможность с ним встретиться. Или оставьте записку. Если я его увижу, то передам.
Я согласилась на этот компромисс, и дама повела меня в свой кабинет – это была следующая дверь по коридору. Там она выдала мне ручку и лист бумаги. Я присела к столу, написала несколько слов и тут же все зачеркнула. То, о чем я хотела спросить, нельзя было доверять ни бумаге, ни этой женщине. Она заметила мои колебания и поинтересовалась:
– Вы вообще-то с ним знакомы?
– Да, – ответила я. – Я его невеста.
– Кто вы?! – воскликнула она, и в ее голосе прозвучало искреннее изумление.
Я повторила. Она смотрела на меня, как на привидение. Казалось, на меня уставились даже крупные пуговицы на ее твидовом пиджаке. Да и глаза у нее были похожи на слишком крепко пришитые к лицу серые пуговицы. Они были очень глубоко посажены и окружены мелкими морщинками – будто вокруг собралась ткань. Дама присела напротив меня, все еще не спуская взгляда с моего лица. Я отложила ручку:
– Почему это вас удивляет? – спросила я.
– Почему? Да нет, – будто просыпаясь, ответила она. – Вы действительно его невеста?
Я повторила это еще раз, уже всерьез рассердившись. Дама неожиданно представилась:
– Елена Викторовна.
– Надя, – коротко ответила я. – А вы успели познакомиться с Женей?
– Я видела его пару раз, – сдержанно сообщила она.
– И как, по-вашему, есть у него шанс пробиться?
Она пожала плечами – впервые в этом представительном манекене проявилось нечто человеческое. Это была растерянность.
– Начальные шансы почти у всех равны, – сказала она. – А вот то, что происходит потом, зависит от разных причин.
– От хорошего продюсера, я думаю?
– В основном.
– Жене попался хороший продюсер? – Я постаралась вложить в свой вопрос как можно больше простодушия. Но Елена Викторовна совсем не обратила на это внимания. Она сидела, о чем-то задумавшись, и часто стучала кончиком карандаша по пустому стакану. Затем подняла на меня глаза:
– Знаете, Надя, мне довелось разговаривать с вашим женихом. Как раз двадцать девятого, когда он сюда приехал. Мы сидели вот в этом кабинете, пили кофе, беседовали. В основном о нем. Он рассказывал, чем занимался, как жил. О невесте он не произнес ни слова.
