Оказалось, что он приглашает именно ее. Она отложила вилку, встала, откинула за спину волосы. Ладони мгновенно сделались мокрыми и горячими, она украдкой вытерла их о платье. Чувствовала себя абсолютной дурой. Клоуншей — только рыжего парика не хватает. Уродиной. Старой девой. Все на нее смотрели, и это сковывало ее движения: Она танцевала намного хуже, чем умела, и проклинала себя за то, что согласилась. Это оказалось слишком горько, чересчур похоже на пародию. Это было не для нее.
Музыка смолкла. Нужно было переставить пластинку. Этим занимался Володя, и все танцующие заторопили его, стали делать заказы. Он отпустил Иру и поднял руку:
— Все, все! Ставлю «Гаммаполис»!
Эта пластинка венгерской «Омеги» появилась у Иры на днях — отец купил по знакомству, за бешеные деньги, зная, как дочь увлекается музыкой. К ней еще не успели привыкнуть и ставили весь вечер. Самым увлекательным было то, что среди парней, которых привели с собой Ирины подруги, оказался венгр — студент их же института. Дьюла бойко говорил по-русски и охотно переводил на слух слова песен; Девчонки были в восторге. Особенно всех растрогала песня «Гаммаполис-1». Космонавт прощается со своей девушкой: «Быть может, ты уже моя, но „Гаммаполис“ ждет меня. Если тебе станет грустно — посмотри в окно, и ты увидишь те края, где „Гаммаполис“ ждет меня». Примерно так декламировал подвыпивший Дьюла.
— Потанцуем еще? — предложил Володя, когда поставил пластинку. Уже пошло вступление, и она с удивлением увидела свою руку — рука сама собой поднималась и тянулась к его плечу. «Я ведь не хотела больше танцевать…»
Володя обнял ее за талию. Нагибаться ему не пришлось — в конце концов, он тоже не слишком вышел ростом.
— Знаешь, со мной тут говорила Танька, — сообщил он, наклоняясь к ее лицу.
«Какой стыд, боже мой…» — мелькнуло у нее, и она уставилась в пуговицу на его рубашке. "
— Она, по-моему, выпила лишнего, — продолжал Володя, чутко выбирая направление танца, чтобы не столкнуться с другими парами. Танцевали почти все — даже те, кто до сих пор интересовался только закусками.
— Может быть, — шепнула Ира. — Я видела, она пила водку.
Их вынесло в коридор. Здесь было сумрачно и прохладно. Ирина отошла к стене и прижалась к ней спиной.
Так ей было легче. Теперь у нее как будто совсем не было спины. Во всяком случае, никто не мог на нее смотреть.
«Я тоже хлебнула лишнего, — думала она, глядя, как в двери одна задругой возникают танцующие пары. — Скорее бы все они ушли. Плакать хочется».
— Жарко… Кстати, ты знаешь, Танька мне тебя сватала, — сообщил Володя, промокая шею носовым платком и показывая свои сахарные зубы. — Представляешь?
Рехнулась девка. Говорит, что ты бы за меня пошла. Совсем пьяная, на ногах не стоит! Я ей сказал, чтобы она никому про эту фишку не говорила — а то смеху будет! Сваха отыскалась! И откуда она это взяла?!
— В самом деле, — твердым возмущенным голосом ответила Ира. — Откуда? Слушай, может, ей плохо? По-моему, она в ванной. Спасибо, что предупредил, она и впрямь напилась!
Она улыбнулась ему и бросилась в ванную. Дернула дверь, зажгла свет. Никого здесь не было. Она заперлась изнутри, пустила в ванную мощную струю воды, умылась.
Хотела выйти к гостям, но не выдержала — села возле стены, прислонилась пылающей щекой к скользкому холодному кафелю. Володя говорил с ней дружески, без тени издевки. Он в самом деле хорошо к ней относился. Он просто хотел предупредить распространение сплетни, которую пустила пьяная Татьяна. Он говорил с ней, как с хозяйкой вечеринки, со «своим парнем». Он потанцевал с ней, чтобы сделать приятное, отблагодарить за угощение. Он ничем ее не обидел. Предлагал вместе посмеяться над недоразумением. И даже не смотрел на ее горб. Но в эти минуты Ира всерьез хотела умереть. Что нужно сделать?
Есть бритва. Можно повеситься — при ее росте она легко найдет подходящее место. Да хоть на сушилке для полотенец! Она думала об этом деловито, без эмоций, как будто самоубийство было чем-то обыденным и необходимым — вроде подкрашивания губ, подтяжки чулок. Еще одна косметически-гигиеническая мера. «Так больше жить нельзя, и я не хочу так жить!» Ее взгляд метался по стенам ванной. В дверь постучали, она услышала девичий голос:
— Занято?
— Сейчас! Пять минут! — крикнула она в ответ. Девушка ушла. Нужно было встать и выйти к гостям. Глупо кончать самоубийством при стольких свидетелях. Ее тут же спасут. Это будет очередной повод ее жалеть. Вроде второго горба.
Эта мысль так и подбросила ее с пола. Она встала, поправила волосы, внимательно посмотрела в низко висящее зеркало. В этой квартире все было приспособлено к ее маленькому росту. «Быть может, ты уже моя, но „Гаммаполис“ ждет меня», — доносилось сквозь запертую дверь. Наверное, песню поставили во второй раз. Она нравилась всем — ведь пелось про любовь, а они были молоды. Ей эта песня тоже нравилась.
Ирине той весной исполнилось двадцать три года. А нынешней весной — сорок два. И сейчас она вспоминала о том давнем вечере, как о самом фантастическом, немного стыдном любовном приключении в своей жизни. Как-никак, она испытала все полагающиеся при этом чувства.
Или почти все.
«Выпила глоток шампанского и расчувствовалась, старая грымза!» — сказала она себе, заводя машину во двор.
За воспоминаниями она доехала до дома незаметно. Как всякий опытный водитель, она водила машину на автомате. Ирина поставила свой «Москвич» в гараж. По пути к подъезду машинально здоровалась со старухами, гуляющими по двору. Их выманил теплый, совсем летний вечер.
Войдя в подъезд, вспомнила, что забыла купить хлеб. "Ну, ничего, буду стройнее, — решила она, преодолевая ступеньки. — А все-таки я устала сегодня. Вообще не стану ужинать. Лягу спать. Если бы у меня была собака — пришлось бы сейчас выводить ее на прогулку. Нет, так лучше.
По крайней мере, я свободна. Надо позвонить маме, я давно — не звонила. Быть может, ты уже моя, но «Гаммаполис» ждет меня… Да, не надо было пить".
Ирина проверила показания счетчика. За электричество она тоже не платила больше месяца — все было некогда. Ирина любила, когда ей некогда, когда надо спешить, торопиться, мчаться через весь город на машине. Иногда она наполняла свои дни совершенно бессмысленной суетой — только затем, чтобы устать к вечеру и без единой мысли в голове завалиться спать. Но теперь она точно знала, что суетится не напрасно. Спектакль удался! Все это говорят. Да она и сама это знает.
В прихожей она скинула туфли, сунула ноги в мягкие тапочки. Какое блаженство — это после десятисантиметровых каблуков! Ирина пошла в спальню, твердо решив не ужинать. Сейчас она ляжет и сразу уснет. Сейчас она ляжет…
Пока она, стоя на пороге спальни, нашаривала рукой выключатель, ей послышался какой-то шорох. Будто впереди, в темноте, кто-то шаркнул по полу ногой. Она остановилась — на секунду, не больше. Темнота всегда пугала ее, и ей часто чудилось, что там кто-то живет, шевелится, что оттуда кто-то смотрит на нее. Стоило включить свет — и все оказывалось чепухой. Она нащупала выключатель, и под потолком вспыхнула люстра..
