День четвертый.
Вышли наружу и похоронили капитана. Я прочел: «De ventre, clamavi, et exaudisti vocem meam, et projecisti me in profundum, in corde maris, et flumen circumdedit me…»
[1]
Не думал, что кто-то из людей знает латынь. Это уму непостижимо, как они могут удивить… После похорон один из них спросил, верю ли я в огонь, который горит вечно? Я ответил, что такого огня никогда не видел, но верю и буду верить, потому что вера отличается от знания тем, что не обсуждается. Он замолчал.
Пока я молился, могила капитана заметно просела. Боюсь, что завтра на этом месте появится яма, полная воды и тины. Так я и знал – почва слишком зыбкая, сырая. Стоит остановиться, и вскоре погружаешься в грязь по колено. Не земля, а сплошная трясина! Странно, что наш корабль до сих пор стоит твердо.
Сможем ли взлететь? Вот о чем я думал, когда мы вернулись на борт. Если мы и впрямь стоим на скале, то нам повезло, и корабль не опрокинется при взлете. Думаю только о том, чтобы лечь на прежний курс.
Смерть капитана необъяснима. Я лично следил за посмертной компьютерной диагностикой, и она не показала никаких аномалий, кроме внезапного увеличения основных внутренних органов. Новая форма рака? Последствия радиационного облучения, вызванного сближением с неисследованной планетой? Но здесь фон спокоен, даже на удивление спокоен для первобытной планеты. Меня особенно настораживает то, что капитан предчувствовал свою смерть.
Наблюдаю за людьми, но никаких подозрительных симптомов не замечаю. Настроение у экипажа подавленное, но все здоровы. Вечером устроили общий совет. Удивительно, как резко разделились мнения! Не люди выступили за то, чтобы улететь немедленно. Люди были против, их привлекала возможность исследовать лес, виднеющийся на горизонте. Я высказался в том плане, что это исследование совершенно бесплодно. Мы не разведчики, не геологи, а обычное транспортное судно.
Было еще нечто, чего я не решался сказать при всех. Этот лес вдали… Вот уже четыре дня я пристально наблюдаю за ним и поражен тем, как быстро меняются его очертания. Там, где высилась роща, на другой день виднеются низкие заросли. И наоборот. Все меняется так быстро, что кажется миражом. Судя по всему, самые большие деревья в этом лесу огромны, намного выше корабля. Куда же они исчезают на другой день?
Своими глазами видел, как рухнуло одно такое дерево. Приборы дали лишь приблизительные его очертания, но я все равно разглядел, как согнулся ствол и крона упала в заросли. Как будто дерево мгновенно сгнило. Не нравится мне этот лес…
День пятый.
Исчезла половина команды! Все – люди!
Они ничего с собой не взяли – ни кислородных масок, ни снаряжения, ни оружия. Не оставили никаких записок, ничего – взяли да ушли!
Приняв все меры предосторожности, я вышел наружу с небольшим отрядом. Двое клонов остались на борту. Велел им держаться начеку. Эта сырая молчаливая планета меня пугает.
Могила капитана уже превратилась в небольшой пруд. Мы прошли по берегу, вглядываясь в свои отражения, и мне вдруг показалось, что в глубине что-то движется. Я замер и взял оружие наизготовку. Ничего – это перемещались донные слои ила.
Следы беглецов тоже наполнились водой. Их ноги выдавили в болотистой почве глубокие ямки, и следуя за ними, я понял, куда пошли люди. В лес!
День шестой.
Мы все еще их не догнали. Невероятно – что они едят, что пьют? Неужто эту омерзительную мутную воду? Без кислородных масок они и дышат-то с трудом. Я пробовал снять маску – нет, сразу закружилась голова. Наполненные водой ямки по-прежнему ведут к лесу. Он стал ближе и, кажется, еще выше. На моих глазах рухнула целая роща, и на ее месте тут же начала расти новая.
Теперь я наблюдаю за лесом невооруженным взглядом. На Земле деревьев давно уже нет, но я знаю их по энциклопедии. Не помню, чтобы они были такой формы. Один из наших высказал предположение, что на этой планете те же самые условия, какие были некогда на Земле – миллионы лет назад. Все может быть. Кажется, я заметил вдали действующий вулкан. В воздухе висит теплый туман, оседающий на коже крупными каплями. Почва прогибается под ногами, а когда мы улеглись на привал, мне в горло хлынула вода, выдавленная из земли моим телом. Пришлось расстелить кусок водонепроницаемой ткани – по крайней мере, не утонем.
До крови расчесываю тело, искусанное незаметной мошкарой. Значит, жизнь здесь все-таки есть.
День седьмой.
Этот лес! Этот лес! Теперь я вижу его совсем ясно! Это не деревья, это грибы! Клянусь, что я видел грибы невероятных, гигантских размеров, метров пятьдесят в высоту. Растущие, гниющие, толстые, тонкие – всякие. То, что я принимал за стволы, – это их ножки, а кроны мнимых деревьев – шляпки. Один гриб, за которым я следил, стремительно рос на моих глазах в течение нескольких часов, а потом переломился. Брызнул млечный сок.
Портативная энциклопедия дала мне кое-какие сведения о грибах – о тех грибах, что некогда росли на Земле. Их нет уже столько веков, что сведения давно не освежались.
Их ели! С ума можно сойти!
Итак, грибы – это не растения и не животные, а нечто иное. Они росли намного быстрее, чем любой другой организм на Земле. Любили влажность и небольшое количество света. Были калорийны и плохо переваривались. Делились на съедобные, несъедобные, условно-съедобные и ядовитые. Съедобные грибы могли стать ядовитыми, и наоборот – ядовитые можно было приготовить таким способом, что они становились съедобными. Их называли «лесным мясом».
Грибы делились на высшие и низшие. Высшие грибы, собственно, собирали и ели. Низшие с трудом можно было разглядеть в микроскоп. К тому времени, когда грибы стали исчезать, насчитывалось более ста тысяч их видов. Новые виды и формы появлялись каждый год. Этот лес уж точно состоит из высших грибов – во всех смыслах этого слова.
Основная масса грибов скрывалась под почвой и была во много раз крупнее плодовых тел на поверхности. Эта масса называлась грибницей или мицелием. И грибница и сами грибы состояли из однородного вещества – тонких нитей, так называемых гифов. Плотная сеть, сотканная из белков, жиров (!), минералов и микроэлементов.
Так растения то были или животные? Грибница существовала глубоко под землей, обладала свойством перерождаться самым невероятным образом, менять место обитания и свои качества. Тончайшие нити гифов могли проникать в мельчайшие отверстия, что позволяло грибам внедряться в растения и в животных в любом месте, где поверхностные ткани были повреждены (раны, порезы). Многие деревья сплошь порастали грибами. Паразитами их назвать было нельзя. Они что-то брали, но что-то давали взамен. Гриб поставлял своему растению-хозяину воду с минеральными веществами (из почвы, по нитям гифов, как по трубопроводу). От хозяина он получал готовые органические вещества, которые не мог синтезировать сам. Определенные виды грибов предпочитали определенные виды деревьев. Доказано, что гриб, который собирались срезать, слегка пригибался, прячась под листву. Правда, невооруженным глазом этого разглядеть было нельзя.
