– Страховка!
Ксения явно не поняла, что она имеет в виду, зато Ярослав, уважительно расширив глаза, наградил ее аплодисментами:
– Блестяще! Я думаю об этом с того момента, как ты ее опознала!
– В чем дело? – Ксения заглянула в свой пустой стакан и раздраженно отодвинула его в сторону. – Не очень вежливо говорить обо мне в третьем лице! Короче, я не понимаю, чем вы занимаетесь, но в любом случае мне некогда с вами рассиживаться.
Я и так оказала любезность, согласившись сюда прийти.
– Любезность? – иронически заметил Ярослав. – Конечно, мы благодарны и ценим ваше доброе отношение. Но думаю, вам будет полезно узнать, что ваша смерть не всем кажется такой уж естественной, чтобы ее можно было забыть и похоронить… Как хотелось бы вам и вашему мужу. А это может вам повредить, Ксения Константиновна, очень повредить, особенно если обман всплывет. Неужели у Банницкого такие серьезные финансовые проблемы?
– Проблемы? – нахмурилась Ксения. – Ничего подобного. Я ничего об этом не знаю! А вы… Слышали что-то?
– Ничего, – успокоил ее журналист. – Но ваша мнимая смерть наводит на крамольные мысли. На сколько вы были застрахованы?
– На сколько? – Ксения изумленно приоткрыла рот, прищурилась, словно стараясь прочесть на лице собеседника какую-нибудь подсказку, и вдруг, откинувшись на спинку стула, истерично рассмеялась. Ее смех резко выделился в общем шуме голосов, наполнившем помещение кафе, и на них стали оборачиваться. Ника сидела, как на иголках, Ярослав был озадачен.
– Я вообще не была застрахована! – отдышавшись, сообщила Ксения, любуясь растерянным видом своих инквизиторов. – Вот что вы подумали?! Банницкий убьет свою жену, чтобы получить какую-то жалкую страховку?! Вы как дети! Да вы представить себе не можете, как ему трудно разориться! На такие штучки идут только психопаты из дешевых детективных романов, да будет вам известно! Страховка! Да знаете ли вы, как копаются в таких делах страховые компании?!
И, по-вашему, он бы официально лишился жены ради удовольствия попасть к ним под колпак?!
– Тогда зачем все это разыграно? – Ника чувствовала себя так, будто ей надавали оплеух. Банкирша была абсолютно права, но… В таком случае ее смерть лишалась смысла.
– Есть чудесный ответ, эксклюзивно для вас, – сообщила Ксения, открывая пудреницу и изящно касаясь крыльев носа пуховкой. – Не ваше дело.
– Тогда у меня есть чудесный вопрос, и только для вас. – Лицо Ярослава стало очень серьезным, даже злым. Подруга еще не видела его таким. – Вы психически нормальны?
– Да! – легко ответила Ксения, продолжая любоваться собой в зеркальце пудреницы. – Насколько вообще можно быть нормальной в наше время.
– И вы пять лет добровольно разыгрывали душевнобольную? А Генрих Петрович изображал, что лечит вас? А ваш муж – что скрывает от знакомых факт болезни жены? И в этом фарсе замешаны десятки людей, которых вы морочили с завидной последовательностью, пока не похоронили несчастную сумасшедшую банкиршу?
Громко хлопнув золотой крышкой пудреницы, Ксения с самым безмятежным видом подтвердила:
– Верно. Вы очень эффектно рассказываете, так что даже стало интересно. А ведь признаюсь, эта история давно мне надоела до тошноты… Ну я пойду.
– Никуда вы не пойдете, – Ярослав произнес это, не повышая голоса, но очень твердо, так что женщина, поднявшаяся было из-за стола, заколебавшись, снова присела:
– Поразительная наглость! Даже интересно, на каком основании вы так со мной говорите? Чего добиваетесь?
– Правды. Зачем вы ломали комедию целых пять лет? Ваши дети знают, что вы нормальны? Что вы живы?
Ксения взглянула на него с деланной жалостью, слегка повела плечами, приоткрыла рот, собираясь что-то сказать, но, как будто резко передумав, махнула рукой. Ника не могла не отметить, что она стала поразительно манерной – в ее поведении появилось нечто преувеличенное, театральное.
– Заботьтесь лучше о своих детях и оставьте в покое чужих. – Ксения обвела взглядом стол и, спохватившись, раскрыла сумочку: – Ах да, вы что-то мне заказывали…
– Позвольте вас угостить.
– Угостить меня? – по буквам проговорила Ксения и, расхохотавшись, положила на стол деньги. – Нет, это надо еще заслужить. Мне с детства запрещали брать что-нибудь у малознакомых людей.
«Что-то в ней не то, – мучилась Ника, следя за ее наигранно-беззаботными жестами. – Она страшно изменилась! Если бы я верила в оборотней, то могла бы подумать, что это уже не настоящая Ксения, а кто-то, кто… Очень старается за нее сойти!»
– Вот деньги, а вот совет. – Ксения резко прервала смех и склонилась над столиком, гипнотизируя взглядом Ярослава. Нику она, по всей видимости, уже не брала в расчет. – Не лезьте в наши дела и не пытайтесь в них что-то понять. И в любом случае запомните вот что – если начнете рассказывать, что видели меня живой, вас быстренько упекут в дурдом! Считайте, что вам явилось привидение! Я умерла, понятно? Меня на самом деле здесь нет! Считайте, что это шутка!
– Тогда кто лежит вместо вас в гробу? – Ника произнесла эти слова. И ей показалось, что в кафе сразу стало очень тихо, хотя вокруг по-прежнему шумели подвыпившие посетители. – Кого вскрывали, кого Генрих Петрович накачал успокоительным, кто утонул в машине? На кого было выдано свидетельство о смерти? На кусок воздуха? Или это тоже была шутка?
– Вы с ума сошли! – бросила Ксения. Она все еще пыталась сохранять самоуверенный, издевательски-небрежный тон. – Или сойдете, если попытаетесь во всем этом разобраться! Бросьте, говорю вам, и забудьте, что встретили меня!
– А если мы добьемся эксгумации? – Ярослав взял Нику за руку и слегка сжал ее, призывая к спокойствию. Женщину трясла ледяная дрожь, она была близка к обмороку. – По-вашему, это невозможно? А это не так уж трудно сделать.
И тут Ксения произнесла слова, которые никак не могли прозвучать в этом переполненном кафе, в самый обычный вечер будничного дня, среди звона пивных бокалов и выкриков футбольных болельщиков – над стойкой бара в этот миг заработал телевизор.
– Ну и что? Если откроют гроб, там буду лежать я.
И одарив оцепеневших собеседников фальшиво-лучезарной улыбкой, она спокойно развернулась и пошла к выходу, ловко лавируя между столиками, – высокая, изящная, притягательно-женственная, совершенно земная – и, по собственному утверждению, мертвая. Ярослав провожал ее взглядом до самой двери, у Ники не хватило сил даже на это – она закрыла лицо сложенными ладонями и кусала губы, стараясь унять нервную дрожь. Никогда в жизни она не ощущала свое тело таким чужим, непослушным и неудобным. Ее сильно знобило, она не чувствовала ног, и вверх по позвоночнику, к затылку, карабкалась нарастающая, ноющая боль, обещавшая превратиться в ближайшем будущем в затяжную мигрень.
– Желаете еще чего-нибудь? – раздался у нее над головой голос официантки, и Ника вздрогнула, сжавшись, словно от удара.
