Как выяснилось, Олег думал о том же. Сделав последние покупки – десяток крупных улиток и плотик для тритонов, он неожиданно сказал:
– Я ей не завидую.
– Ты о той женщине? – догадалась жена, помогая ему уложить покупки в рюкзак.
– О твоей Наташе. Видно, конечно, что она особа добродушная и многое ей нипочем, а все-таки жить с сумасшедшей… Ты бы смогла?
– Наверное, нет, – задумчиво ответила Ника. – Здесь нужен ее характер. Она все воспринимает, как должное, и плохое и хорошее, переживает бурно, эмоции выплескивает – будь здоров! И для нее все проходит без последствий. А я бы все копила в себе, и кто знает, может, сама бы рехнулась.
Дома их ожидал рев заскучавшего без родителей Алеши, которого удалось подкупить лишь разрешением подержать тритонов, переезжавших в больший аквариум. Отец и сын возились в ванной, мокрые с головы до ног и безмерно увлеченные пересадкой земноводных, свекровь осталась на ужин, приготовленный ею самой, а Ника, устроившись перед телевизором с гладильной доской и утюгом, спрашивала себя, не согласилась бы она хотя бы на один вечер поменяться с Наташей Деменковой? Та, правда, находится под одной крышей с душевнобольной женщиной, но все-таки все это происходит не в однокомнатной квартире, которую в ближайшие годы вряд ли удастся поменять на большую… «Во всяком случае, я таких перспектив не вижу, – вздохнула про себя Ника, проглаживая пересохшее белье. – Алешка подрастет, и что будем делать? В комнате два компьютера, два рабочих места и три спальных. Голова кругом!» От невеселых мыслей ее отвлек громкий рев в ванной – сын обнаружил, что один из тритонов умер. Алеша всхлипывал, захлебывался, отказался есть, и его с трудом уложили в постель. Ужин ели остывшим и без аппетита. Попутно свекровь воспитывала сына:
– Я тебе говорила, что эти животные вредны для ребенка? Я предупреждала? Ладно, пусть они не разносят инфекций, но от них сырость! А сегодня?! Ты слышал, как он ревел над каким-то дохлым червяком?
– Это был испанский игольчатый тритон, мама, – сдержанно ответил Олег. – А что ревел, это, по-моему, хорошо. Это доказывает, что у него доброе сердце.
– Все равно, ему рано знать о смерти! – Галина Сергеевна была неумолима. – Никогда не слышала, чтобы Леша так плакал!
– А мне кажется, лучше, что он о ней узнал, – решилась вмешаться Ника, которая в минуты таких споров ощущала себя случайной гостьей, а никак не матерью обсуждаемого драгоценного чада. – Я вообще не хочу от него что-то скрывать. Это уродует детей, делает их слюнявыми и неприспособленными к жизни.
– Ну конечно, ты же у нас эксперт! – сощурилась Галина Сергеевна. – Читала я твои переводные статейки – как удержать мужа, как завести любовника… Вот только статьи про то, как воспитывать ребенка, мне не попадалось. Может, пропустила?
Ника оставила укол без ответа и опустила глаза в тарелку. Она совершенно не умела противостоять свекрови, да и не думала, что открытая вражда была бы нормальна. Та навеки усвоила в общении с нею авторитарный тон, с трудом примирившись с тем, что в жизни почти сорокалетнего сына появилась другая женщина. Ну а то, что эта женщина не принесла с собой никакого приданого, полностью развязывало ей руки и язык. Она смотрела на сноху чуть ли не как на мошенницу, обокравшую честную семью, а Ника сознавала свое бессилие, и бесилась… Молча. Олег попросту не понял бы ее и решил, что жена все придумала. Галина Сергеевна никогда не упрекала сноху прямо, но всячески давала понять, что ее мнение ценится прямо пропорционально приданому – то есть никак.
– И потом, тебе бы и не удалось что-то скрывать от Алешки! – победоносно продолжала та. – Вы же все спите в одной комнате! Через пару годков он станет достаточно сообразительным, у него появятся кое-какие вопросы. Придется отвечать, а?
– Придется расширять квартиру, – наигранно-бодро отвечал Олег, стараясь не встречаться взглядом с женой.
– На какие шиши? – презрительно бросила мать. – Может, заставишь меня продать дачу? Это мое единственное спасение, в городе я задыхаюсь!
– Ну что ты, мама! Мы накопим. Или поставим перегородку…
Галина Сергеевна заводила этот разговор не в первый раз, сын тоже отделывался стереотипными ответами… Ника молча встала и отнесла грязную посуду в мойку. «Сейчас она уйдет, и все снова станет хорошо! – утешала себя молодая женщина. – Обычное воскресенье. Я ведь уже привыкла, тогда почему сегодня меня все раздражает?» Она снова увидела лицо подруги – оживленное, загорелое, услышала ее громкий уверенный голос и спросила себя – разве не так выглядит человек, которым никто не помыкает? «А ведь она-то чуть не приживалка, будем честны, а я… Вроде бы как член семьи. А толку?» Свекровь сменила воинственный тон на миролюбивый, как всегда, когда говорила исключительно с сыном. Краем уха Ника слышала, как они планируют предстоящую поездку на дачу и, в частности, обсуждают место, где будет высажен тисс. Она неторопливо мыла посуду, прикидывая, что свекровь уйдет самое позднее через двадцать минут – задерживаться дотемна она побоится… И вдруг поняла, что совершенно не желает ехать на эту дачу, сажать тисс, что-то планировать и обсуждать – пусть даже наедине с мужем. Она почувствовала себя чужой, лишней, нелюбимой, и на глаза предательски навернулись слезы. Такие минуты у нее бывали часто в первое время после замужества, когда она только начинала привыкать к чужой семье, сразу после родов, когда на нее накатила необъяснимая, беспричинная депрессия… И вот – опять.
– Что такое? – Муж подошел сзади, обнял ее за плечи, и Ника вздрогнула – она не слышала шагов. – Так расстроилась? Ну ты же знаешь маму.
– Знаю, – она резко высвободилась и завернула кран. – И знаю, что пожилых людей нужно уважать. И знаю, что человек она, в общем, хороший и отличный врач. Наизусть все знаю!
– Ты злишься, а я при чем? – вздохнул мужчина. – Я между вами, как меж двух огней. Хочется угодить обеим, а в результате обижаетесь опять же обе… Думаешь, она угомонится, если нам удастся поменять квартиру на большую? Найдет другую причину поворчать! Она всю жизнь читает мне нотации, а тут еще ты появилась… Лакомый кусочек! Не обращай внимания, сто раз говорил!
– Послушай. – Она с трудом сдерживала слезы, которые снова были на подходе. – На работе у нас сплетни и интриги – я терплю, сдерживаюсь, маневрирую. Дома то же самое – я терплю, молчу, когда хочется кого-нибудь заткнуть… По-твоему, человек должен терпеть круглые сутки, всю жизнь? По-твоему, он может так жить?!
– Нет! – искренне ответил муж, любуясь ее гневом. – Я, например, не могу! Воскресенье – единственный день, когда мы не работаем, не убираем квартиру и не закупаем продукты на всю неделю – и именно в воскресенье мы ссоримся!
– Потому что пришла твоя мама! Могла бы тоже уважать наше воскресенье!
– Хорошо, – обреченно согласился Олег. – Я скажу, что день посещений меняется, пусть приходит в субботу после уборки. Ты права – хотя бы один день должен быть целиком нашим.
Ника хотела добавить, что ее еще больше устроил бы визит свекрови в пятницу вечером – все равно после рабочей недели она не сможет услышать и воспринять половины ее намеков и упреков, – но тут в ее сумке бодро запел мобильный телефон.
