— Я ведь снова ездила за город после разговора с вами, — призналась она. — На работу не пошла, наврала по телефону, что нездорова. И все грызла себя, все грызла… Вы меня так взбаламутили своими рассказами про лампу, про дверь и фонарь… Я такая мнительная! Стала сомневаться, правда ли на даче все было так, как я запомнила… Только в телефоне была уверена, он ведь лежал у меня в кармане.
Будто желая подкрепить свои слова, девушка достала телефон и положила его на стол. Александра, сделав большой глоток еле теплого кофе, кивнула в знак того, что узнает аппарат. Лыгин за модой не гнался и все последние годы пользовался этой устаревшей моделью, в черном пластиковом корпусе, с истертыми кнопками и поцарапанным дисплеем. Лиза тоже притянула к себе кружку:
— И зачем я его увезла с дачи, не знаю. Утащила, как воровка… Смешно! Когда я увидела на столе телефон, мне почему-то пришло в голову, что он для меня там оставлен…
Александра опустила глаза. Она отчетливо помнила собственные ощущения, когда подняла с полу разорванную цепочку с подвеской. «Мне показалось, что эта вещь оставлена не зря, что это послание лично для меня. Да как бы я посмела ее взять, если бы не это ощущение?! А почему я так решила, сама теперь не понимаю…»
— За весь день папин телефон ни разу не зазвонил. — Лиза накрыла его ладонью. — А списки вызовов… Последний принятый звонок — от вас, но говорила с вами уже я. Не отвеченные последние вызовы — тоже наши с вами. Я просмотрела все списки, какие сохранились. Контактов не густо. Впрочем, папа никогда не был душой компании. Но все же и для него пять-шесть номеров, как входящих, так и исходящих, это слишком мало. Там — вы и трое людей, о которых я ничего не знаю, все мужчины. Еще мама и я. Маме он никогда не звонит. — Лиза скривилась, словно от внезапного приступа зубной боли. — Зато она отмечается регулярно. Продолжает просить деньги на мое содержание. Я два года живу отдельно, работаю и сама себя содержу, а она продолжает клянчить у отца!
Лиза вдруг запнулась, словно впервые сообразив, что откровенничает с незнакомым человеком. Помолчав минуту, девушка сменила тему.
— И вот я опять поехала на дачу, — нервно сглотнув, проговорила она. — Знаете, зачем? Нет, я не думала встретить папу. Я почему-то вообще не сомневалась — его там нет. Я поехала проверить, горит ли этот проклятый фонарь.
— И…
— Фонарь горел.
Они молча смотрели друг на друга, две женщины, сорокалетняя и совсем юная, выхваченные из темноты, поглотившей углы огромной мансарды, светом висящей над столом лампы. Было оглушительно тихо, и Александра слышала, как где-то на крыше порывистый ветер шевелит отстающий лист кровельного железа. Это был неуютный, раздражающий звук, будто огромная когтистая лапа осторожно скреблась наверху, пытаясь проникнуть внутрь дома.
— Когда я приехала, уже темнело, — продолжала Лиза. — Фонарь увидела еще издали. Только этот фонарь, больше ни единого огонька.
Александра молча кивнула.
— Когда я была там утром, то особо не задумывалась, живет кто-то в поселке или все разъехались на зиму. Утром светло, не страшно. А вечером стало жутко. Ясно, что там никого… Или еще хуже — есть кто-то, но он прячется, следит за тобой…
— Вы… заметили что-то в этом роде? — взволнованно перебила Александра.
— Я ехала к дому медленно, поглядывая по пути, нет ли где огонька. — Лиза будто не услышала вопроса. — Везде темно. У папиного дома остановилась, посидела в машине. Сама не знаю, чего ждала. Может, просто боялась выйти. Человек в машине все же как-то защищен. Можно рвануть с места и уехать. А так…
Она снова судорожно вцепилась пальцами в спутанные волосы и ожесточенно дернула их — раз, другой, третий… Ее глаза смотрели куда-то за плечо сидевшей напротив женщины. У Александры вдруг возникло ощущение, что Лиза созерцает нечто в сумраке мансарды, нечто, видимое только ее остановившемуся взгляду. Она поборола в себе инстинктивное желание обернуться и, одним глотком допив кофе, обратилась к замершей гостье:
— Так вы вошли в дом?
— Не сразу, — очнулась та. — Сперва во двор, постояла, прислушалась. Потом осмотрела дверь. Я не видела, не слышала ничего необычного, напротив, все казалось таким спокойным… Но меня все время мучило ощущение, что на меня смотрят чьи-то глаза.
И снова тягостная пауза. Александра подобралась, ожидая продолжения. «А может быть, девушка не вполне вменяема? — вдруг подумала она. — Эти почти белые, анемичные губы, странные глаза, эта впечатлительность, к месту и не к месту… А как она схватила меня за руку в темноте! И стояла молча, ждала, когда я подойду… Нормальные люди так не поступают!»
— Чей-то взгляд непонятно откуда, — пробормотала девушка отрывисто, с запинками, будто во сне. — Я не понимала, в спину мне смотрят или прямо в лоб. Будто у меня вдруг стало два лица или смотрел двуликий.
— Как?! — воскликнула Александра. — Что вы сказали?
— А что я сказала? — Лиза смотрела на нее изумленным взглядом грубо разбуженного человека.
— Про два лица… Про двуликого!
Лиза покачала головой:
— Я иногда задумаюсь и болтаю непонятно что. Потом даже вспомнить не могу. Мама говорит, что я в такие минуты не в себе.
— Ах, вот как… — протянула Александра, не зная, что еще сказать.
— Она не имеет в виду, что я сумасшедшая, — уточнила девушка со снисходительной улыбкой. — Просто ее это раздражает. Мама вообще не понимает меня. Вот поэтому я ничего ей не рассказываю. Если бы она узнала, что я ездила к папе на дачу, был бы дикий скандал, с обмороками, с битьем посуды… И не только посуды!
Лиза сделала выразительный жест, символично похлопав себя ладонями по щекам. Александра поморщилась:
— Только не говорите мне, что она вас бьет! Такую взрослую самостоятельную девушку?!
— Я, конечно, могла бы сопротивляться, — вздохнула Лиза, — но ее это как-то успокаивает…
— Пощечины?!
— Ну да. Она сначала сорвет злость, а потом просит прощения, становится такая ласковая. Лучше уж позволить ей это, чем целую неделю терпеть нытье и придирки. С ней просто надо уметь ладить… Но жить вместе, конечно, было очень тяжело!
Все это Лиза рассказывала невозмутимо, легким тоном человека, который не видит в своих словах ровным счетом ничего особенного. Александра была вне себя. Ей припомнилась нелестная характеристика, которую дал бывшей супруге Лыгина Олег. «Гарантированный инфаркт…»
А Лиза внезапно вернулась к рассказу о поездке на дачу.
— Дверь была заперта, как я ее и оставила. Я вошла в кухню, осмотрелась, прислушалась. В доме тихо, свет везде погашен. Все, как в первый раз. Кроме этого кошмарного ощущения, что за мной следят. Я даже не решилась включить свет. Фонарь светил сквозь занавески, все можно было разглядеть. Потом поднялась в мансарду. А вот там я уже стояла в кромешной темноте — окно ведь наглухо закрыто одеялами. Какие-то дурацкие мысли в голове крутились: «Если зажгу свет, сразу станет ясно, что я в доме!» Кому станет ясно? Я не знала…
