Девушка вытянулась в струнку, содрогаясь при мысли о том, что служит приманкой. Она от души надеялась, что версия Андрея окажется верной и дело не кончится пулей, прилетевшей из черной ночи, где не было даже луны, чтобы разглядеть преступника. «Пашу-то застрелили, – думала она, напряженно прислушиваясь к звенящему безмолвию и все еще ничего не различая. – ТОГДА он шума не боялся! То есть, что это я, застрелили вовсе не Пашу! Тогда кого? В самом деле, кого? Он не захотел говорить, а может, не знал? Но там, в гробу, был его синий свитер, а в нем дыра от выстрела – слева, где сердце...»
Она уже была готова нарушить тишину и спросить Андрея, не показалось ли ему, как вдруг явственно услышала скрип старого рассохшегося дерева – совсем рядом, почти за окном.
Тот, кто поднимался на галерею, по всей вероятности, очень осторожничал, но в конце концов его подвели щелистые доски, из которых был сшит пол галереи. Девушка замерла, остановив взгляд на туалетном столике и стоящем на нем зеркале. Она не могла заставить себя взглянуть на окно. Все ее силы были сейчас направлены на то, чтобы не закричать, имитируя полное неведение, и не взглянуть на Андрея, замершего под окном. В целом план был ей ясен. Преступник перелезет в комнату через подоконник и в таком случае неизбежно наткнется на засаду. Ничего подобного он не ждет, растеряется, и тогда-то Андрей рассчитывает его схватить. Таня закрыла глаза, в последний миг спохватившись, что должна изображать спящую.
Снова заскрипело дерево – еле различимо, так что при других обстоятельствах Таня не насторожилась бы, услышав этот звук под окном спальни. «Сейчас он рядом и, наверное, разглядывает меня». При этой мысли ей стало совсем нехорошо. Она буквально ощущала этот взгляд, ползущий по ее лицу. Напряжение было так велико, что девушка с трудом сдерживалась, чтобы не вскочить и не броситься прочь из комнаты. Ничего другого она сейчас не желала – только оказаться как можно дальше отсюда.
И тут в тишине раздались торопливые легкие шаги, которые, вне всякого сомнения, удалялись от ее окна. Таня, не выдержав, села и увидела, как удивленный Андрей выпрямляется, растирая затекшие колени.
– Слышишь? – прошептала она, глядя на него одновременно испуганно и радостно. – Он сбежал!
– Я бы хотел понять, что его спугнуло, – проворчал он, отряхивая джинсы.
– Горшки! – Девушка перевела дух и нашла в себе силы улыбнуться удивлению Андрея. – Он не смог подойти к окну, под ним стоит куча цветочных горшков! Я только сейчас сообразила!
– Только сейчас? А лежала так спокойно... – с уважением заметил парень. – Молодец, нервы у тебя подходящие!
Польщенная Таня хотела было поинтересоваться, для чего подходят ее нервы, как вдруг услышала нечто, от чего у нее заледенело сердце. Дверь спальни была открыта, и в дальнем конце маленькой передней отчетливо раздавался тихий звон ключей. Услышал его и Андрей, – он скачком оказался рядом с девушкой, и не успела та опомниться, как ее буквально вышвырнули из кровати.
– Лезь, быстро! – почти зло приказал он, указывая под кровать и одновременно с головой скрываясь под покрывалом. Таня не заставила повторять дважды. Ловко, как угорь, она ввинтилась в тесное и душное пространство под королевским ложем и замерла там, ожидая развязки. В этот миг она была безумно благодарна Андрею, избавившему ее от роли приманки.
Дальнейшие события развивались так молниеносно, что оставили у девушки впечатление полного хаоса, оглушительного и малопонятного. На пороге комнаты раздались быстрые шаги, причем тот, кто шел, больше не крался, а ступал на всю стопу, решив порвать с осторожностью. Сквозь густую бахрому, свисающую до самого пола, Таня различила лишь белые кроссовки, мелькнувшие почти перед самым ее носом. А затем – тут она закричала и не умолкала до самого конца – раздались два выстрела, один за другим, дикий крик Андрея. Если было что-то еще, то девушка уже ничего не различала, оглохнув от собственного отчаянного вопля. Она выскочила из-под кровати, откинула окровавленное покрывало и склонилась над парнем, вжавшимся в постель. Он уже не кричал, его бледное лицо было искажено, одной рукой Андрей зажимал левое предплечье, а в зубах у него был край простыни, который он кусал, сдерживая боль.
– Что делать?! – Таня боялась к нему прикоснуться, ей казалось, что он ранен везде. Крови было так много, что простыня под ним вмиг стала влажной и алой. – Покажи, куда...
– Звони в полицию! – выплюнул простыню Андрей. Его лицо было пепельно-серым, и девушка с ужасом увидела, как сквозь спутанные темно-русые волосы проступает красно-черное пятно. – Они сами врачей вызовут!
– Ты и в голову ранен?!
– Да ты что? – Он осторожно ощупал череп и, увидев на пальцах кровь, выругался: – Вот же, дьявол, как ты серьезно кого-то достала! На макушке царапина, это чепуха, а вот руку мне прострелили. Ты видела его?
– А ты нет? – У нее тряслись руки, когда она пыталась оторвать полосу от простыни. – Тебя надо перевязать, ты кровью истечешь!
– Я сам что-нибудь соображу, а ты давай, звони! Или вот что, – одумался он, когда девушка бросилась к двери, – лучше позвони Эви! Она тут все знает, и она нас сюда завела, в конце концов!
Телефон в гостиной, по счастью, работал, иначе Таня оказалась бы в отчаянном положении – ни у нее, ни у Андрея мобильные телефоны так и не включились. Порывшись в своей дорожной сумке, она нашла блокнот и с нескольких попыток правильно набрала номер. Через минуту сонная и недовольная Эви ответила по-гречески, но девушка ее перебила:
– Это я, звоню из Стиры! На нас кто-то напал, Андрея ранили! Нужен врач, срочно!
– Напал? – переспросила Эви, разом проснувшись. – Как это? Где?!
– Здесь, в доме, в постели! У него были ключи от квартиры!
– Ключи?! Не может быть! Ирина никому их не давала! А вы видели, кто это был?
– В белых кроссовках, – невразумительно ответила Таня. – Приезжайте скорее, он истекает кровью!
Бросив трубку, она вернулась в спальню и помогла Андрею затянуть выше локтя импровизированную повязку. Измятое окровавленное ложе выглядело устрашающе. Девушка с трудом отыскала чистое сухое местечко, чтобы уложить раненого. Под голову ему она осторожно подсунула подушку, ноги укрыла одеялом, а глубокую царапину на голове обработала французским одеколоном, найденным на туалетном столике. Андрей терпеливо сносил ее заботы и прогнал девушку, лишь когда в спальне стало нечем дышать от приторного цветочного запаха.
– Ты полфлакона извела, мать разозлится, она терпеть не может, когда трогают ее вещи. А уж если увидит, что мы сделали с ее кроватью!
– Мы?! – возмутилась Таня, затыкая одеколон пробкой и ставя его на место. – Мы-то чем виноваты?! И неужели ты полагаешь, что она будет думать о какой-то кровати, когда ты чуть не погиб?! Пусть благодарит Бога, что обошлось без жертв!
– Одна жертва есть, – криво улыбнулся Андрей и указал глазами на медальон в изголовье. – Вон та дамочка – покойница! Ей досталась моя пуля!
