– Ой, сегодня? Но я сегодня, понимаете…
– Анжелика Андреевна, – сердился в трубке бабий голос следователя. – Сами, кажется, просили, чтобы я ваше алиби проверил? Давайте сегодня, иначе я этих официанток еще не скоро соберу.
– Да они меня не узнают! – вырвалось у нее.
Он с секунду помолчал, оценивая ее слова, потом сказал без особого любопытства:
– Видели, значит, узнают. Давайте, давайте! В шестнадцать тридцать жду вас у себя.
Она попыталась скрыть следы избиения с помощью косметики, но помогло мало: скулы слишком заметно припухли, нижняя губа была разбита и выглядела как-то криво, глаза… Глаза пострадали не меньше всего прочего, но синяки удалось замаскировать с помощью тонального крема и пудры. И все равно, когда она посмотрела в зеркало, поняла – ребенку ясно, что ее избили. И даже если эти официантки из «Ла Кантины» лунатички и сумасшедшие, они ее не узнают… Она сама на себя не похожа!
Владимир Борисович оглядел ее скулы, а затем и глаза – Анжелика сняла темные очки, в которых добиралась до управления. Глаза у нее, надо сказать, сильно уменьшились в размерах.
– Вот… – тихо сказала она, виновато взглядывая на его лицо. – Я об этом вам и говорила по телефону… Вы-то меня узнали?
– А что это такое? – спросил он, быстро вынимая изо рта сигарету и разглядывая Анжелику с профессиональным любопытством. – Что, опять на вас хулиганы напали?
– Что значит «опять»? – Она осторожно присела на стул, поморщилась – огромные синяки на бедрах разом заныли.
– А как же история с бриллиантами? – сощурился он.
– Так это когда было… – Девушка раздраженно передернула плечами. – В этот раз все вообще необъяснимо, меня не ограбили. И я не знаю, что это был за тип… Какой-то сумасшедший.
– Расскажите!
И когда она вкратце рассказала все, что случилось вчера вечером (за исключением того, как она ждала на Тверской свою спасительницу), он заметил:
– А это вообще очень серьезно.
– Да?
– А то как же. Сами подумайте, мужа вашего кто-то убил, вас избили… И что, не намекнули, за что бьют?
– Ни словом… Да он вообще не слишком-то много разговаривал.
– Но все-таки, что-то он говорил? Или все молча проделал?
– Я ничего не помню. Обалдела от страха, когда он мне рот зажал…
– А денег не требовал? Может, что-то забрал?
– Нет, нет! Я сама ничего понять не могу. Но это не вор. Скорее – сумасшедший, клинический псих…
– Следил за вами? Не видали его в городе? – сыпал вопросами Владимир Борисович. – А кстати, куда вы ездили?
– В центр. Нет, я его не замечала раньше…
– Могли и не заметить.
– Могла… – вздохнула она. – Лучше бы я заметила, куда он от меня побежал…
– А кстати, – он запалил новую сигарету, – на машине он был, нет?
– Откуда же мне знать? Я в окно не выглядывала… Я… – Тут она запнулась, уставившись на Владимира Борисовича диким взглядом. – Ой, кажется… Вы знаете, вчера днем кто-то звонил в мою дверь. Я была дома, да… Но я не открыла, даже не спросила, кто там. И это был он!
– Откуда это вам известно? – Он смотрел на нее внимательно, но без воодушевления. Она разозлилась: «Ничем его не проймешь! Ни кассетой, ни алиби, ни моими догадками, ни свидетелями в казино…» Ее давно уже не покидало странное и неприятное ощущение, что все, что бы она ни делала, что бы ни говорила этому человеку, не идет ей на пользу. Она его не понимала. Она его боялась.
– Я, правда, сама его не видела, но мне описала его девочка во дворе, – пояснила Анжелика, стараясь держаться бесстрастно. – Я, конечно, испугалась, что кто-то мне звонил в дверь, и потому спросила девочку, не видала ли она кого незнакомого у нашего подъезда. И она мне его описала! Точно! Я только теперь поняла… Он, знаете… – Анжелика не смогла сдержать рвущегося наружу возбуждения и торопливо, взахлеб, выпалила: – Высокий, стриженый, плотный, глаза серые, нос прямой! Одет в джинсы, трикотажную рубашку… Если бы вы его нашли!
– На видео его ваша свидетельница не записала?
Этот вопрос едва не довел ее до истерики. Она хрустнула пальцами, опустила глаза и со сдержанной ненавистью ответила:
– Нет. Но верить ей можно.
– Таких высоких, стриженых знаете сколько? – Следователь тоже заговорил раздраженно. – Ничего это мне не даст.
– И искать вы его не собираетесь? – спросила она, сверкая заплывшими глазами. Ненависть к этому равнодушному человеку захлестывала ее, еще немного – и накрыла бы с головой, и тогда… В такие минуты Анжелика и совершала поступки, о которых всю жизнь потом жалела. Она прошипела: – А блондинку вы тоже не будете искать? Много вам помогла кассета? Много вам ее оригинальная внешность дала? Или мне самой прикажете ее найти? И парня тоже? И убийцу тоже?
Но он, как ни странно, не рассердился. Возможно, Анжелика случайно нашла верный тон в обращении с ним. Может быть, его просто насмешил ее порыв. Во всяком случае, тот вполне дружелюбно ответил:
– Я работаю. Но на мне сейчас знаете сколько дел? Двенадцать.
– И все – об убийствах? – Ее голос сорвался на визг, она прижала ладонь к горлу, закашлялась. Он поморгал коричневыми от табака ресницами, потянулся к графину, налил ей полстакана воды. Она не стала пить, ей был противен и стакан, и засаленный желтоватый графин, и сам следователь – засаленный прокуренный тип с бабьим голоском… Ее тошнило, болела губа, щека, ныли ноги. Хотелось плакать. Хотелось уйти.
– Не все, – мягко ответил он. – Ладно, успокойтесь. Всех найдем. У нас в округе раскрываемость дел почти девяносто процентов.
– Что?
– Я говорю – рано или поздно, всех находим.
– Не было бы поздно… – проворчала она. – В другой раз он меня убьет. Что же мне теперь делать? Он знает мой адрес, может, еще заявится?!
– А вы ему не отпирайте, как в первый раз, – посоветовал он.
– А если он дверь взломает?
– Звоните в милицию.
– Господи, – тоскливо протянула она, но комментировать его совет не стала.
– Кроме того, – заметил он, – уж если он собирался взламывать вашу квартиру, зачем он вам ключи оставил? Мог с собой унести.
– Да, но может, он их случайно уронил… – Анжелика понемногу успокаивалась. И именно поэтому следующий вопрос снова ударил ее по нервам.
– А кстати, – заметил он. – Что это вы ему дверь не открыли, когда он вам днем звонил? Ждали кого-то? Неприятного гостя?
– Нет…
– А почему же не открыли?
– Я… Боялась… – Она с трудом контролировала свой охрипший от негодования голос и пыталась отвечать вежливо.
– А чего, если не секрет?
