– Почему они такие легкие? – спросила она, недоуменно глядя на Елену.
Та уже не могла говорить. Она лишь следила за тонкими белыми пальцами художницы, которые, мелькая, судорожно разворачивали хрупкие обертки из ссохшегося пергамента. То, что, в конце концов, оказалось в руках Александры, совсем не походило на алмазы. Это были черные комочки, съежившиеся, покрытые чем-то вроде шелухи, облетавшей при каждом прикосновении.
Художница издала звук, похожий на рычание. Она принялась потрошить другие тайники, уже не заботясь о предосторожностях. Улов был все тот же. В ее сложенных ладонях покоилось теперь восемь комочков одинакового цвета и формы.
– Это не алмазы, – проговорила Александра, не сводя с них полубезумного взгляда.
– Погоди. – Елена едва справилась с непослушным голосом. – Прочти письмо, может, там есть объяснение!
Она хотела хоть каким-то образом нарушить тяжелое оцепенение, сковавшее женщину, созерцавшую свою странную добычу. На глаза Елене попалась тарелка, стоявшая на полу в углу. Стряхнув с нее пару окурков и горелые спички, она поднесла ее Александре:
– Сыпь сюда!
Та послушалась, по-прежнему как под гипнозом. Комочки легко ударялись о дно тарелки, раскатываясь в разные стороны. В них совсем не было веса.
Александра тем временем достала и вновь развернула найденное письмо и теперь торопливо читала его, беззвучно шевеля губами. Елена следила за ее лицом со страхом. Ей уже было ясно, что художница где-то просчиталась в своей погоне за сокровищем. «Она так в это верила, столько сил вложила, что может рехнуться!»
– Бог ты мой, – вдруг произнесла Александра сорванным, тусклым голосом. – Вот оно что! Ну конечно! Ведь это начало 1636 года!
– Что ты имеешь в виду? – тревожно переспросила Елена.
– Сейчас поймешь. Слушай, что Ван Гуизий пишет свояченице. «Дорогая сестра, в последний момент у меня появилась возможность самым выгодным образом перепродать восемь алмазов, которые я собирался отослать в качестве возмещения приданого моей драгоценной Каролины. Эту сделку никак нельзя было упустить, но я держу свое слово и полностью возмещаю ущерб, причиненный мною вашему уважаемому семейству. Мною куплено восемь луковиц редчайшего нового сорта „адмирал Лиефкин“, пестрого иссиня-лилового, только что появившегося на бирже. Их стоимость полностью возмещает стоимость камней и, более того, будет лишь расти. Цены на алмазы сейчас поднимаются гораздо медленнее, чем на тюльпаны, так что ваша семья не сочтет эту замену невыгодной. До времени сохраняйте наш уговор втайне, любезная сестра, так как долги мои еще не выплачены и проклятые банкиры могут наложить арест на любое мое имущество, едва разнюхают его след. Засим остаюсь, ваш безутешный брат и покорный слуга, Гаспар Ван Гуизий».
Она зачитала это письмо громко, с выражением, кривя губы в саркастической улыбке, все шире расползавшейся по лицу. Закончив чтение, художница сложила письмо, вытащила из сумки коробку с бумагами, присоединила его к ним и, уже в голос смеясь, заключила:
– Вот и все, чем я поживилась! Для такой неудачницы, как я, даже этого многовато!
– Это тюльпаны?! – Елена вновь взяла в руки тарелку, опасливо рассматривая съежившиеся невесомые комки. – Они могли столько стоить?!
– В середине тридцатых годов семнадцатого века они могли стоить и намного больше, – фыркнула Александра, заталкивая коробку обратно в сумку. – Это время знаменитой тюльпановой лихорадки. Вся Голландия свихнулась на этих милых цветочках. Страна только что пережила очередной виток чумы, вымерло много народу, рабочие руки стали дороги, любой ремесленник считался богачом и с жиру начинал играть на бирже. А уж там его брали в оборот тюльпановые спекулянты, заставляя покупать эти якобы «вечные ценности». На удочку попалось столько народу, что когда в тридцать седьмом году этот мыльный пузырь лопнул, страна оказалась разорена. Правительство даже выплачивало несчастным банкротам компенсацию – пять флоринов за каждые сто по сделке. Но правда, сами-то луковицы редко попадали в оборот, иначе столько людей не пошло бы по миру. Акции часто ничем не были обеспечены, спекулянты торговали так называемыми «бумажными тюльпанами», несуществующими сортами, мифами!
Женщина звонко ударила ладонью о ладонь, будто убивая невидимого комара, и воскликнула:
– И я ведь все это прекрасно знала! Знала, но мне в голову не пришло, что этот горе-делец в последний момент заменит камни на луковицы! Всю дорогу речь шла об алмазах, так кто же знал! Кто же знал!
Она достала сигареты, и Елена, завидев пачку, взмолилась:
– Пожалуйста, не кури, тут и так нечем дышать! Давай уйдем скорее. Я уже отравилась этим проклятым лаком!
– А? – будто очнулась художница, непонимающе посмотрев на нее. – Пойдем, что уж теперь… Хотя надо бы прибраться, вставить панель… Но у меня сейчас руки как ватные. Завтра зайду и все приведу в порядок.
– А луковицы куда?
Вместо ответа Александра взяла у нее из рук тарелку, подошла к окну, распахнула форточку и вытряхнула луковицы на улицу.
– Видеть их не могу, – проворчала она, плотно прикрывая форточку. – И если мне кто-нибудь теперь подарит тюльпаны, я не знаю, что сделаю! Идем ко мне, сварим кофе. Тут правда можно угореть. Зачем Сергей Петрович, круглые сутки дыша клеем, еще и пил – для меня загадка.
Выйдя из квартиры, Александра не сделала попытки вернуть ключ от мастерской тете Мане, а сразу пошла вверх по лестнице. Походка у нее была усталая, развинченная, Елена тоже брела еле-еле. Она чувствовала себя измотанной и разочарованной.
У двери мастерской умывалась кошка. Завидев женщин, она пронзительно замяукала. Александра склонилась к ней, и та сразу вспрыгнула хозяйке на плечо, удовлетворенно сверкая диковатыми зелеными глазами.
– И все-таки мы остались нищими, – прокомментировала художница, вставляя ключ в замок. – Видно уж, что кому на роду написано.
– А меня ужасает другое, – тихо заметила Елена, вслед за ней переступая порог мастерской. – Столько смертей вокруг кучки хлама, из которого даже цветов уже невозможно вырастить! А ведь убийца до сих пор, наверное, убежден, что охотится за алмазами! Твоя подруга и ее любовник надежно спрятались, или им все-таки грозит опасность?
– Они оба уже не прячутся. – Александра возилась в уголке, заменявшем ей кухню. Отыскав турку, она включила плитку и теперь вытряхивала из смятой пачки остатки молотого кофе. – Вышли из тени. Артист жену сегодня похоронил, а Катя получила отставку. Кстати, я ей тоже рассказала об алмазах, и бедняжка готова пройти через все унижения на свете, только бы выяснить, где находится это проклятое панно. Я сейчас ей позвоню, отменю тревогу.
И, налив в турку воды из пластиковой бутылки, женщина задумчиво добавила, глядя в пространство:
– Только поверит ли она?
Когда кофе был готов и они устроились за столом, Александра объяснила причину своего спокойствия за судьбы знакомых:
