На часах было уже семь. Женщина бросилась сломя голову переодеваться в более нарядное платье, потом сама побежала на улицу ловить извозчика, забыв, что может выслать для этого какую-нибудь девчонку. Зинаида совсем забыла о Елене и о том, что с минуты на минуту должны явиться первые клиенты. В этот миг она сама превратилась в девчонку, наивную и бестолковую, ничего не желающую знать, кроме любви.
Князь поджидал ее, расхаживая взад-вперед у дверей лавки. Ни слова не говоря, она схватила его за рукав и повела наверх.
— Я должен вам признаться… — начал было он, но Зинаида шепотом приказала:
— Молчите!
Она провела гостя прямо в свою спальню, и там, не мешкая, сама впилась в его губы долгим, страстным поцелуем.
Они раздевались торопливо, в жутковатом молчании, поедая друг друга глазами, скидывая вещи куда ни попадя. Кровать, на которой Зинаида прежде терпела пытки престарелого супруга, а потом коротала свое холодное вдовство, впервые превратилась в ложе любви. Князь Павел страстно целовал родинку под глазом в виде слезы, которая так часто мерещилась ему в мечтах, и шептал слова, на которые так щедры влюбленные. Зинаида отвечала на его ласки с пылом впервые полюбившей женщины, которой приходилось немало страдать.
— Ну почему, почему ты так долго не приезжал? — спрашивала она, стискивая любовника в объятьях.
— Я и хотел рассказать об этом, мой ангел, но ты так мило поторопилась…
Князь перебрался в кресло, на римский манер закутавшись в простыню, и взял из коробки, которую лавочница специально держала для него, дорогую американскую сигару. Закурив, он с минуту молчал, старательно настраиваясь на серьезный лад. Наконец отложил сигару на край пепельницы, прикрыл ладонью глаза и скорбно произнес:
— Вчера скончалась моя дочь. Она не прожила и пяти часов, бедняжка…
Два месяца назад, когда княгиня Ольга слегла с жестокой простудой, доктора забили тревогу. Тогда же князь твердо решил, что не отойдет от постели супруги и выбросит из головы прелестную табачницу. Он сдержал слово, данное самому себе, только наполовину. Забыть Зинаиду князь не мог и думал о ней каждую ночь, дежуря у постели больной жены.
Княгиня хворала две недели и наконец поправилась, но теперь ее терзала тревога за ребенка. «Я чувствую, как ему там плохо, — твердила она. — Прежде он так мило меня щекотал, будто баловался, а теперь задыхается, колотит меня ногами, рвется наружу!» «Дети всегда так, — уверял ее Павел, — все поголовно толкаются! Это вовсе не означает, что все они непременно задыхаются!»
Когда пришло время рожать, болезнь, как нарочно, возвратилась. Доктора только разводили руками. Роды длились почти двое суток, Ольга время от времени теряла сознание и металась в бреду. Девочка, появившаяся на свет, была очень маленькая, будто недоношенная. Она натужно, мучительно кашляла, голосок у нее прорезался слабый, как у котенка-заморыша. Через пять часов бедное дитя скончалось. Причина смерти была очевидна для медиков. «Девочка заболела еще во чреве матери», — сказал один из докторов. «По этой причине легкие у нее пострадали и не успели должным образом развиться», — добавил другой.
— Лучше уж ей было вовсе не появляться на свет, чем родиться и умереть в таких муках! — рассуждал князь Павел, снова взявшись за сигару.
— А что же княгиня? — поинтересовалась Зинаида, усаживаясь на постели и переплетая растрепавшуюся косу. — Как она пережила смерть ребенка?
— Она до сих пор ничего не знает! Лежит в горячке, но доктора надеются на выздоровление. Что я ей скажу?! Что?! — В князе вдруг что-то надломилось. Он скорчился в кресле и зарыдал.
Зинаида вскочила, обхватила его голову руками и стала горячо целовать, приговаривая:
— Милый, не надо так убиваться… Нужно что-то придумать…
— Я не представляю, что будет с Ольгой, когда она узнает… Ее жизнь превратится в ад!
— Да ты купи ей ребеночка, — запросто предложила лавочница.
— То есть как? — Он вырвался из объятий любовницы и посмотрел на нее как на сумасшедшую.
— Мало ли на свете бесприютных сирот! Воспитательные дома, говорят, переполнены детьми.
— Ольга не захочет принять ребенка бог знает от кого! — высокомерно заявил князь.
— А ты обмани ее!
— Как?
— Неужто тебя всему надо учить? — усмехнулась она. — Подсунь ей другого ребеночка и скажи, что он ваш. Поверит!
— А как же слуги, доктора… все вокруг знают… — бормотал растерявшийся князь.
— Вот, тоже мне, незадача! — воскликнула женщина. — Рассчитай слуг, не пускай на порог этих докторов! Ты ведь богат, влиятелен, все в твоей власти.
— Но это покажется Ольге подозрительным, — кусал губы Головин.
— За материнскими радостями она ничего не заметит! — уверяла Зинаида.
Князь Павел задумался, а лавочница, все больше воодушевляясь, продолжала:
— Я прямо завтра схожу в воспитательный дом и принесу тебе ребеночка двух-трех дней отроду. Туда каждый день подкидышей привозят. Вот только заплатить там придется — и за ребеночка, и за молчание, чтобы все концы в воду. Сколько дашь?
— Тысячи рублей не пожалею! — с жаром выпалил князь. Идея лавочницы уже полностью завладела его умом, вообще легко поддающимся чужим влияниям.
У Зинаиды потемнело в глазах. Князь, походя, назвал сумму ее месячного дохода от торговли юными прелестницами. «Какие же еще бывают на свете заработки?! — воскликнула она про себя. — Как я раньше мимо них проходила, возясь со стертыми грошами, с грязными копейками?! Слепая, что ли, была, глухая или просто дура?!» Едва сдерживая нервный смех, Зинаида решительно сказала:
— Хорошо! Завтра же подыщу тебе младенца. Теперь ступай к жене, она ведь больна! — Лавочница превратилась вдруг в саму добродетель.
— Да, да, конечно, — спохватился Головин и принялся одеваться.
— Как ты вообще решился приехать ко мне? — Зинаида в мгновение ока натянула платье и остановилась у полуслепого зеркала, скалывая прическу шпильками.
— Признаться, я сегодня выехал из дома только из-за Евгения, хотя о тебе, душа моя, думал все время! — застегивая жилет, ответил князь. — Представь, он вчера не вернулся и до сих пор не подал о себе вестей. Я разослал слуг ко всем знакомым, и сам решил объехать, кого успею. Пока и следа его не нашел. Не утонул же он, в самом деле? Наводнение-то было пустяшным…
Елена проспала не больше часа, но сон освежил ее. Когда возобновились схватки, она встретила их уже без паники. Правда, ей не удавалось сдерживать стоны и крики. На шум в комнату заглянули девочки, и Маша, узнав графиню, бросилась к ее постели.
— Что с вами, Елена Денисовна? — с ужасом воскликнула она.
— Рожаю, Машенька, — просто ответила та и погладила девочку по шелковистым волосам.
— Рожаете?! — изумилась Маша. — А почему вы тут лежите одна?!
