Клиентов Зинаида отбирала с предельной осторожностью. Все они были людьми солидными и состоятельными, чиновниками, купцами и мещанами с первых линий Васильевского острова. Она приметила их давно, еще будучи девчонкой и женой Евсевия. Они тогда не давали прохода юной Зине, однако получали от нее решительный отпор. Сластолюбивые толстосумы обещали хранить все в строжайшей тайне, понимая, что совершают преступление и рискуют своей репутацией. Все они были женаты и имели детей, потому боялись огласки чуть не больше самой Зинаиды.
Восемь девочек в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет в первый же месяц принесли ей доход в тысячу рублей. Такое не снилось лавочнице даже в самых радужных снах. «Если бы можно было не таиться и не скрывать истинного заработка, я бы уже вышла в купчихи!» — тешила она свое тщеславие.
Зинаида опасалась обнаружить свой доход, чтобы не вызвать подозрений. Даже с кредиторами она расплачивалась постепенно, хотя могла бы уже вовсе от них избавиться. Не спешила и сбавлять цену на дом на Седьмой линии. Каждый день наведывалась туда, хотя охотников купить его не прибавлялось. Была причина, ежедневно гнавшая ее из Гавани на Васильевский… Дело в том, что князь Головин уже два месяца не объявлялся и не подавал о себе никакой весточки. Его внезапное исчезновение заставило Зинаиду страдать. Она давно уже поняла, что влюблена, и ругала себя за это последними словами. «Ну что хорошего ты нашла в этом аристократе, с его нафабренными усами и завитыми бакенбардами?» — спрашивала она себя, но ничего не могла с собой поделать. Эти усы и бакенбарды снились ей, и чем дольше князь отсутствовал, тем сильнее разгоралась ее страсть.
Вот и сегодня, встав спозаранку, Зинаида первым делом отправилась на Седьмую линию. Войдя в табачную лавку, она мельком поинтересовалась у ее нового хозяина, не спрашивал ли ее кто-нибудь? Тот ответил отрицательно и добавил, что помнит уговор — если князь Головин объявится, он тотчас пошлет к ней мальчишку с запиской. Украдкой вздохнув, женщина поднялась в комнаты над лавкой. Зинаида просидела в столовой час или два, вспоминая задушевные чаепития с князем, его улыбки, жесты, слова, растравляя себе душу и горько сетуя на судьбу, сделавшую ее и князя столь разными по положению, что о любви между ними и думать невозможно. Она уже собралась было уходить, как вдруг на лестнице раздались чьи-то медленные шаги. Зинаида замерла, насторожившись. «Он?!» Дверь со скрипом отворилась, и она вздрогнула при виде незнакомой женщины в поношенном широком платье и кружевном чепце, скрывавшем почти все лицо и шею.
— Кто вы? Что вам здесь нужно? — воскликнула разочарованная Зинаида.
— Не мудрено, что ты меня не узнала в этом чепце! — с улыбкой сказала Елена, развязывая и снимая головной убор.
— Графиня? — широко раскрыла глаза лавочница. — Но как вы… как ты… — Она решила больше не церемониться с ней.
— Отпустили, — солгала Елена, тем самым сразу отметая лишние расспросы.
— И ты, конечно, решила вернуться ко мне? — недружелюбно осведомилась Зинаида.
— У меня ведь никого нет в Петербурге, кроме тебя, — развела руками Елена. — Впрочем, в Москве теперь тоже, — подумав, грустно добавила она.
Лавочница окинула ее долгим, изучающим взглядом. Ее обмануло широкое бархатное платье графини, удачно скрывавшее беременность. Зинаида ничего не заподозрила и со свойственной ей практичностью прикидывала, подойдет ли юная графиня для ее нового предприятия? Лет ей многовато — семнадцать, но у нее хрупкое телосложение, тонкая кость, неразвитая грудь, кроткий взгляд… Она еще вполне сойдет за девочку. А то, что из острога Елена вернулась такая бледная, изможденная — не страшно. Другие девочки попадали к ней немногим краше, но быстро отъедались. Зато утонченные манеры юной графини, ее врожденный аристократизм могут привлечь многих мужчин, падких до запретных удовольствий.
— Я переехала в Гавань, — сообщила лавочница, посылая гостье одну из самых своих любезных улыбок. — Здешняя лавка уже продана, а дом еще продается.
— Отчего ты решила там поселиться? — удивилась Елена, вспомнив нищие припортовые улочки.
— А чем это место хуже другого? Живется там куда веселее! — заливисто засмеялась вдруг Зинаида. Этот ее смех графиня не любила и, слыша его, всякий раз поеживалась, словно кто-то водил железом по стеклу.
Дорога оказалась весьма утомительной для беременной женщины, притом просидевшей полгода в остроге. Скудная пища и смрадный тюремный воздух подточили здоровье Елены. То, чего она ждала лишь через месяц, началось, стоило ей переступить порог нового дома Зинаиды. Графиня ахнула и присела, почувствовав сильную давящую боль в области поясницы. Ей показалось, что кто-то огромный схватил ее, как куклу, и крепко сжал в кулаке — пока на несколько мгновений, будто балуясь. Боль тут же исчезла, но она боялась шевельнуться.
— Что с тобой? — подхватила ее за локоть лавочница.
— Кажется, схватки начались… — с трудом выдавила графиня.
— Какие схватки?! — отскочив, взвизгнула Зинаида.
— Я должна скоро родить… Помоги мне… Лечь где-нибудь…
— Ты в своем уме? — окончательно растерялась Зинаида. — Ты что, забеременела в остроге?!
— Когда мы приехали к тебе с Афанасием, я уже была беременна, только сама этого не знала. Помнишь мою странную болезнь?
Зинаида вцепилась руками в волосы и мысленно призвала на голову своей гостьи всех чертей. Впрочем, слегка придя в себя, она отвела Елене отдельную комнатку и даже сама уложила ее в постель.
— Ребенок-то Афанасия? — напрямик спросила лавочница.
Елена покачала головой.
— Значит, того молодого графа, который разыскивал тебя?
— Увы, нет, — прошептала графиня.
— Так чей же он?!
Елена оставила без ответа этот вполне закономерный вопрос. Она отвернулась к стене, пережидая очередную схватку. Ее тело выгнулось дугой, лицо покраснело. Она укусила подушку, чтобы не закричать. Эта схватка была дольше предыдущей и куда сильнее.
— Я позову доктора, — запаниковала Зинаида, никогда прежде не видавшая рожениц.
— Не надо! — еле слышно попросила Елена. Она понимала, что Розенгейм уже наверняка обнаружил подмену и забил тревогу. Полиция сейчас разыскивает женщину на сносях, все доктора и бабки-повитухи поставлены ею в известность.
— Тогда, может, приведу знахарку? — не отставала Зинаида. — Здесь есть одна, на все руки, соседи рассказали. Федорою зовут…
— Нет! — взмолилась графиня. Она содрогалась при мысли о том, что преступные руки, кромсавшие младенцев во чреве матерей, будут касаться ее ребенка.
— Да кого же тебе еще надо?.. — нервничала растерянная лавочница.
— Сама рожу, — заверила ее Елена.
Вскоре схватки прекратились, и она, измученная больше волнением, чем болью, уснула. Это произошло очень кстати, потому что к Зинаиде прибежал мальчишка из табачной лавки, с запиской от хозяина, в которой говорилось, что князь Головин заезжал в лавку сразу после ее ухода. Ему необходимо срочно увидеть Зинаиду, и он снова приедет в восемь часов вечера.
