– Жуткое место. Я всегда его не любил. Я подумал – там собака, бомж, мало ли что. Хотел бежать. А потом вспомнил, что у меня в кармане фонарик. Я всегда его с собой ношу, сами знаете, как у нас мало фонарей на улицах…
Свет фонаря осветил фигуру, которую он немедленно узнал. Дмитрий подошел, не веря своим глазам, осмотрел уже мертвое, как он утверждал, тело, попытался вернуть любовницу к жизни и не смог.
– Я был в ужасе, не знал, что делать. Ничего не понимал – за что? Кто это сделал? Хотел бежать, вызвать милицию… Вспомнил про мобильник. Тот оказался в сумке.
– И не вызвали?
– Не вызвал, – чуть слышно ответил Дмитрий.
– Почему?
– Не знаю. Испугался, что на меня подумают. Свалял дурака. Но я не убивал ее, не убивал! Спрашивайте Людмилу! Она должна была идти за мной по пятам, ведь жила рядом, она до последнего верила, что деньги есть, и не выдержала, когда я сказал, что нужно остановить Таню! Это она, она!
С ним началась истерика.
Людмила держалась спокойно и даже надменно. Говорила скупо – только когда спрашивали. Она нарядилась на допрос, как на парад, – яркое платье, огромные дутые серьги, пышная прическа. От нее исходил сладкий запах дешевых духов.
– Вы были той ночью на горе?
– Нет, – бросила она. – Я была дома, как и полагается.
– И кто это может подтвердить?
– Муж.
Следователь сделал пометку.
– Дмитрий Дубинин вам звонил? Просил прийти на Акулову гору, чтобы удержать вашу сестру?
– Звонил и просил. Я сперва сказала, что приду, потом передумала. Что я буду шляться по гаражам?
– А он высказал версию, что вы все-таки встретили сестру в гаражах и подрались с ней из-за денег. Причем так серьезно, что разорвали ей одежду, ударили головой о стену, а увидев, что натворили, скрылись, не оказав помощи.
Людмила разглядывала деревья за окном и, казалось, почти не слушала. Наконец слегка пожала полными плечами:
– Кто тут начальник – вы или он? Он может говорить, что хочет. А я говорю – была дома.
– Деньги у нее в сумке были?
Она быстро повернулась, и на ее лице расползлась невыразимо язвительная улыбка:
– Это нужно спросить у того, кто там был. А я была дома. Могу сказать, что смотрела по телевизору и во сколько легла спать.
Сторож ее не узнал. Муж подтвердил все показания. Он заявил, что царапины и синяки, которыми Людмила сразу поразила следователя, являются его авторской работой и никак не связаны с преступлением в гаражах. И еще – пусть не наговаривают на людей, которые взяли на воспитание сироту, а лучше помогут вернуть девочку домой. Нечего ей жить в семье убийцы.
Последней явилась Инна. Правда, не одна, а в сопровождении матери и сестры. Девушки, как маленькие, держались за руки и старались никому не смотреть в глаза. Дмитрий тоже на них не смотрел. В последние дни им овладела полная апатия. Он говорил все, что от него хотели услышать, все подписывал, со всем соглашался и только время от времени устраивал показательную истерику, всегда кончавшуюся криками: «Я не убивал, это Людмила!»
– Вы говорили, что не можете узнать человека, который на вас напал, – начал следователь, обращаясь к Инне. Впрочем, он с большим трудом мог ответить, кто из близняшек – кто. – Но все-таки взгляните на этого человека.
Инна и Ирина одновременно подняли глаза и рассмотрели Дмитрия. Потом Инна обратилась к сестре:
– Я же тебе говорила, что никогда не сумею узнать. Я и лица не видела…
– Ты говорила, что он сильный…
– Я не могу его узнать. Может быть, он, а может быть – нет.
Следователь в растерянности переводил взгляд с одной на другую. Вмешалась мать.
– Они так объясняются, – грустно сказала она, глядя на дочек. – Говорят только друг с другом. Вы не обращайте внимания, слушайте.
– Но почему? – следователь не мог справиться с изумлением. – Что случилось?
– Они не говорят с чужими, только между собой. – Женщина слабо улыбнулась. – Не знаю почему, они такие были всегда. Но ведь это никому не мешает, правда?
И однако вздохнула.
– Только все наладилось, и вот опять. На них это дело повлияло… Инна вспомнила о маньяке и стала говорить только с сестрой, а за ней и та… У нас теперь только о маньяке говорят, ну они и перепугались. Заговорили с людьми от испуга и перестали тоже. Но они ведь не немые!
– Это не он, – сказала Инна Ирине. – Я не верю, что это он.
– Почему? – спросила сестра.
– Он не похож на маньяка.
Дмитрий тихо заплакал, и его увели.
* * *
Дом был продан. Отопление отключили, и казалось, что по комнатам гуляет ледяной ветер, хотя окна были наглухо закрыты. Только что ушел в Москву грузовик с последней партией мебели, которую Павел счел достаточно ценной, чтобы продать в антикварные магазины. Наташа не вмешивалась. Она вообще почти не принимала участия в процессе поиска покупателя, отбора вещей, которые стоит взять с собой, оставить или просто выбросить. Всем занимался ее муж. Она не оживилась даже тогда, когда он прибежал к ней, показывая жестяную коробку, и спросил – не та ли это коробка, где хранились пропавшие деньги? Он нашел ее в погребе, среди сгнившего хлама и невыносимо воняющей картошки. Коробка была пуста. Наташа глянула на нее мельком, ответила, что «та» и как будто потеряла к ней всякий интерес.
Наступил ноябрь. Дом купила не Елена Юрьевна – у нее больше не было в этом необходимости. Ее сын, которому было предъявлено обвинение в убийстве, в данный момент находился на психиатрической экспертизе, тут же, в области, поскольку были все основания полагать, что молодой человек находится в состоянии, которое исключает возможность отправки его в колонию. Женя, совсем переставшая навещать свекровь, тоже ни на что не претендовала. А соседи, которые проходили мимо дома на Акуловой горе, переглядывались и указывали на него пальцами. Раздавался шепот: «Тот самый дом! Тот самый!»
Купили дом москвичи, которые понятия не имели о драме, разыгравшейся тут поздней весной, и о всех смертях, которыми стало знаменито это место. Наташа молча показала им все – от погреба до чердака, и совершенно равнодушно выслушивала их замечания по поводу того, что они переделают, сломают, изменят. Ей было все равно. Она снова была беременна, и врач сказал, что чем меньше она будет волноваться, тем лучше для ребенка.
Со двора вернулся Павел. Он отряхнул с куртки мокрый снег и стуча зубами, уселся за стол.
– Мерзкая погода!
– Зима… – откликнулась женщина.
– Ты расстроена? – с беспокойством поинтересовался он. – Скажи, наконец, хоть что-нибудь! Ты ведь была за продажу, сама собирала документы с Еленой Юрьевной!
