И указала на сына сигаретой. Мальчик обиделся и приготовился зареветь, но все-таки сдержался. Он чувствовал, что происходит что-то важное и рев может испортить дело.
– Я сперва думала, что он просто хочет попросить у вас помощи, – продолжала женщина, глядя в угол, где стояла корзина с картошкой. Теперь она как будто не хотела встречаться взглядом с хозяйкой дома. – Так все делают, когда собираются жениться. Про женитьбу он, правда, не говорил, но…
– Не говорил? – изумилась Елена Юрьевна. – А нам говорил, что женится…
– Он, может, и женился бы, если бы вы дали квартиру. А может, – неожиданно возразила себе Женя, – и тогда бы не женился. Откуда я знаю, что было у него на уме? Он ведь у вас умный…
Последние слова она выговорила с иронией.
– А потом он сказал, что вы упираетесь, не хотите помочь, чтобы я к вам ни ногой, потому что могу все дело испортить. Мол, он все равно своего добьется.
– Не слушала бы ты его, – простонала убитая горем Елена Юрьевна. – Пошла бы к нам, и мы бы мигом договорились. Мы не верили ему тогда! Думали, он все выдумал, чтобы с нас что-то получить!
Женя горько усмехнулась:
– Да, перестарался Димочка! Не ты, не ты, – прикрикнула она на сына, который, услышав свое имя, немедленно скривился. Мальчишка любил озорничать, идя на поводу у старшего брата, часто получал нагоняи и всегда был готов дать отпор единственным способом, который был ему доступен – слезами. – Сиди тихо, не ори!
Ребенок испуганно пригнул голову, будто получил подзатыльник. Елена Юрьевна бесшумно присела рядом с ним, сунула конфетку, и на этот раз потрясенный мальчик ее взял.
– Слишком он все усложнял, – пожаловалась Женя все той же корзине с картошкой. – Всегда усложнял. Я ему говорила – почему ты не пойдешь работать, зачем копошишься со своими дурацкими книжками, все равно ничего хорошего не напишешь. Он не слушал. Так и тут – все могло кончиться хорошо, а кончилось… Черт знает чем.
Она рассказала о своей тяжелой беременности («Ведь я уже не девочка»), о том, что даже в эту пору Дмитрий не жил у нее постоянно, а бывал набегами. Впрочем, после рождения ребенка он зачастил, помогал по дому, и казалось, искренне привязался к сыну.
– А с квартирой не получилось, – вздохнула она. – Так и кончилось ничем. Ну, я махнула рукой, смирилась. Такая уж я невезучая. А потом он вообще меня бросил. Из-за денег.
– О господи, – прошептала Елена Юрьевна, украдкой гладя внука по голове. – Сколько мне горя из-за него… Разве я этому его учила – жить на чужие деньги?
– Не знаю, чему вы его учили, а только он жил. А когда я упрекнула – сразу исчез.
– И больше не бывал?
– Никогда.
У Жени кончились сигареты. Она с раздражением обследовала пустую пачку и скомкала ее в кулаке.
– А теперь скажите, о какой-такой второй невесте вы говорили Наташке? Он женится?
– Кажется, – в смятении отвечала Елена Юрьевна. – Опять то же самое – не знакомит, не показывает, имени не говорит… А может, я ее даже знаю! Ну вот как тебя знала… Все-таки жили неподалеку.
– Рассказала бы я этой несчастной, с кем она связалась, – с тихой ненавистью промолвила Женя. – Закаялась бы замуж выходить!
Елена Юрьевна встала. Ее лицо было мокрым от слез, от пудры не осталось и следа.
– Его нужно найти, – твердо сказала она. – Так продолжаться не может. И милиция им интересуется, да еще как! Говорят – он еще и Анютку подцепил, ту, что умерла… Ты знаешь?
– Да я все знаю, – мрачно ответила Женя. – Но невеста – не она. Она не была беременна.
Дверь, ведущая в комнату, открылась настежь. Наташа стояла, оглядывая кухню, притихших женщин, мальчика, сосущего карамель.
– Ты что это? – Женя даже испугалась, увидев ее искаженное, какое-то незнакомое лицо. – Что с тобой, Наташка?
– Я кое-что поняла, – с трудом ответила Наташа. – Вот сейчас, когда вы говорили, я кое-что поняла. Я знаю, кто эта невеста.
Те всполошились.
– Кто? Откуда? – посыпались вопросы, но Наташа продолжала смотреть в пустоту.
– Ты знаешь ее? – бросилась к ней Елена Юрьевна. – Скажи кто! Ведь он, стервец, у нее сейчас прячется, а мы за него отдуваемся! Ну кто?
– Татьяна.
Ребенок неожиданно нарушил повисшую тишину, отчаянно заревев. Плакал он от стыда – заслушавшись интересным, но совершенно непонятным разговором, он забылся и обмочил штанишки, чего за ним давно не водилось. Мать принялась его ругать, новоявленная бабушка всполошилась, будто впервые сталкивалась с таким явлением, как мокрые штаны… А Наташа все так же стояла на пороге кухни, опершись о косяк и глядя на щели в рассохшемся дереве.
Когда суета улеглась и лишенный штанов ребенок был водворен на прежнее место с конфетой во рту, женщины снова обернулись к Наташе. Елена Юрьевна была вне себя – у нее даже руки тряслись, чего с ней раньше никогда не случалось.
– С чего ты взяла, – проговорила она. – Татьяна, скажешь тоже! Да она его старше лет на двадцать!
– Была старше, – уточнила Женя с какой-то запоздалой ревностью. Она тоже возмутилась услышанным, но, казалось, была готова выслушать и такую версию. В ней заговорило оскорбленное женское самолюбие, так долго дремавшее после того, как любовник ее покинул. Но тогда он ушел не к другой – просто исчез. Узнав же имя соперницы, она как будто вернулась к своим прошлым обидам.
– Ну да, была, – замороченно уточнила Елена Юрьевна. – Умерла… Наташа, с чего ты это взяла? Разве такое может быть?
– Это она, – твердо повторила Наташа. – Вы вот говорили, что, может, это кто-то из знакомых, а я подумала – кто? И поняла…
И действительно, у нее неожиданно сложилась стройная версия случившегося. Дмитрий часто бывает у библиотекарши – так говорит соседка. Зачем он к ней ходил? Если ему нужны книги, он может просто посетить библиотеку. Но нет, ему нужно побыть с женщиной наедине.
Что их связывает? Наташа предположила, что знакомство вполне могло начаться в библиотеке, куда Дмитрий пришел за книгой. Но дело не кончилось заполнением абонементной карточки, оно продолжалось и приняло довольно странный характер. Если верить Ларисе, молодой человек засиживался в гостях допоздна, и Татьяна не выгоняла его, несмотря на то что ребенок должен был спать. Почему?
Дмитрий считал себя писателем и в самом деле написал несколько книг. Татьяна интересовалась литературой по роду профессии. У них вполне могли найтись общие темы для разговора – так же, как у Дмитрия с Анютой.
Что дальше? Наташа могла только догадываться, был ли Дмитрий разборчив в своих увлечениях? Вряд ли. Женя, которую он сделал матерью и, возможно, хотел сделать женой, была некрасива, хотя и бросалась в глаза своим необычным угловатым лицом. Анюту никто красавицей не считал, но все соглашались, что у нее хорошие глаза и мягкий характер. Татьяна, пожалуй, была миловиднее их обеих, но зато намного старше.
