– Ты с ума сошел, – еле слышно сказала она. – Не первый год вместе живем, а ты вдруг…
– Ничего не вдруг. Давно хотел, – мрачно, с озлоблением заявил Сергей Аристархович.
– Думай, что говоришь!
– Сто раз думал. Вот что, Лена, – теперь он как будто забыл прежнее, ласкательное имя, которым пользовался в минуты крайнего унижения. – Я тебя долго слушал, теперь ты меня послушай. Может, из нас двоих глупее – ты.
Елена Юрьевна даже захлебнулась, но смолчала. Она поняла, что возражать не время, можно только навредить. Именно за этот цепкий, чисто крестьянский ум и уважал ее супруг, да и все соседи.
– Наш сынок туда ходил, – продолжал Сергей Аристархович. Он удивительно преобразился – даже показалось, что стал выше ростом и шире в плечах. – С этим уже ничего не поделаешь. И Лариска видела, и Егор. А может быть, кто-то еще видел, так что людям рот не заткнешь. Сама должна понимать.
– Но почему? – простонала она, пугливо поглядывая на мужа. – Почему мне никто не сказал?
– Да потому не сказали, что ты на всех как собака кидаешься, тебе на язык не попадайся! Тут же всех с грязью смешала – и Лариска у тебя алкоголичка, и Егор – паршивый! Не хуже нас с тобой будут!
– Да они…
– Молчать!
Еще никогда в этом доме не произносилось ничего более крамольного. Елена Юрьевна зажала рот рукой и уставилась на мужа.
– Вот что я тебе скажу, – он как будто не замечал произведенного эффекта. – Я сразу понял, что у них там делается что-то неладное, только сам не верил. Потому и тебе ничего не сказал. Мало ли зачем заходят к соседям…
– Правда, – униженно подтвердила она. – Следователь тоже должен это понимать!
– Молчи!
Она осеклась.
– Но тут дело нечисто. Встречались у Татьяны… Это чтобы у нас перед глазами не мелькать. Я верю этому. Молчи! – прикрикнул он снова, хотя жена вовсе и не думала возражать. Елена Юрьевна была ошеломлена настолько, что даже слова вымолвить не могла. – Потом Аня с собой покончила, а Татьяну убили.
– Но…
– Чтоб тебя! – Он с размаху ударил ребром ладони по столу и сам поморщился от боли. – Когда ты поймешь, что наш обормот ко всему причастен! Где он живет, стервец?! Шкуру с него спущу! И с тебя тоже! Молчать! Молчать! Вырастила убийцу!
Елена Юрьевна вскочила, кинулась было к дверям, но тут почувствовала то, что всегда казалось ей невероятным, немыслимым…. Страшным.
Муж ударил ее – ни за что ни про что. Даже не за то, что говорила, а за то, что попалась под руку. Она обернулась, и ее посеревшее, замершее лицо разом постарело на десять лет.
Глава 16
Муж требовал, чтобы Наташа говорила как можно меньше. Она отвечала ему долгим, пристальным взглядом. За минувшие два дня они ссорились часто, как никогда раньше. Павел то и дело заводил речь о продаже дома и о том, как бы на этом не прогадать. Одна эта тема бесила ее невыносимо, но она молчала. И вот ее вызвали для дачи показаний.
– Опять едешь, опять я остался с ребенком на руках, опять моя мать будет все на себе тащить! – возмущался Павел. – Погоди, а если я справку достану, что ты больна?
– Не стоит, – она кое-как, почти не глядя, упаковала в сумку белье и косметику. – Все равно придется объясняться.
– В доме не живи, – поучал он жену уже у порога. – Ты слушаешь меня, слышишь? Живи у своей подружки, как ее там…
– Женька.
– Вот у нее!
Она повесила сумку на плечо и обернулась к сыну. Тот тоже провожал мать и, по обыкновению, молчал. Последние дни он был невесел, и даже несколько раз просыпался среди ночи, чего за ним прежде не водилось. А днем Наташа ловила на себе его тревожные, вопросительные взгляды. Ее мучило, что на мальчика так подействовал разлад между родителями. Это было первое настоящее горе в его жизни, а он еще и высказать его толком не мог.
– Хорошо, – сказала она, целуя сына. – Ванька, будь молодцом. Ты уже здоровый такой, так что не скучай без меня.
Сын уставился в пол и вдруг неожиданно, совсем не по-мужски разревелся. Родители невольно заулыбались.
– Ну и выдержка, – смеялась Наташа. – А мы тебя еще хвалили – никогда не плачет!
– Я тебе компоту дам, – пообещал отец. – Идем!
– Ма-ам… – плакал Ваня. – Н-ну ма-ма…
Наташа торопливо закрыла за собой дверь.
Жить ей у подруги или в своем доме? Она и сама не знала, как поступит. Да и стоит ли об этом думать? Какие она может дать показания, сколько времени это займет? Может, она вернется тем же вечером?
Следователь принял ее немедленно – она даже удивилась, как легко и просто к нему попала. Поставила сумку на пол, приготовилась отвечать на любые вопросы касательно Татьяны…
Но ее спросили о Дмитрии Дубинине, сыне соседей. Что она может о нем сказать?
– О Дмитрии? – удивилась Наташа. Ее сбили с толку, и она разом растеряла все заготовленные мысли. – Да я его и не помню. Я уехала в Москву, когда мне было восемнадцать, а он был еще младше… С тех пор не видела. Вот вы мне сейчас имя напомнили.
Об этом парне у нее были самые смутные воспоминания. Она была старше его на пару лет, и в ту пору такая разница в возрасте исключала всякое общение между подростками. Наташа рядом с ним выглядела бы перестарком. Она вообще мало интересовалась парнями, редко танцевала, не любила пустой треп, пиво, не курила, а если смеялась, то негромко, будто про себя. Все это не делало ее душой компаний. А Дмитрий, как ей смутно припоминалось, именно любил шумные компании, заседавшие обычно где-то в гаражах. Его старших сестер она знала куда лучше, хотя тоже мимоходом. По-настоящему она была близка только с Еленой Юрьевной.
– А может, сестра вам о нем говорила? – продолжал следователь. – Постарайтесь вспомнить.
– Сестра? – еще больше поразилась Наташа и вдруг откинулась на спинку стула. У нее захватило дух. Имя то же самое, только…
– Она ничего не говорила, – выдавила Наташа. – Вы имеете в виду, что этот Дмитрий Дубинин ее знал?
– Они были в близких отношениях, – сухо уточнил следователь.
– Замятин! – Наташа не выдержала и вскочила. – Его фамилия Замятин, он сам мне сказал!
– Ага, – тот заглянул в бумаги. – Только это не фамилия, а его литературный псевдоним. Он ведь у нас писатель, книги пишет. Да вы присядьте. Встречались с ним, значит?
И Наташа полчаса рассказывала все, что узнала от Дмитрия той долгой ночью, а потом еще повторяла и подписывала свои показания. Положила на стол часы Дмитрия. Она не знала, на каком находится свете. Этот проходимец – сын соседки! Так она знала его, она должна была вспомнить, понять! И в то же время женщина понимала, что ничего вспомнить не могла. То лицо, виденное очень давно, полностью стерлось из ее памяти, как и имя. Да и нынешний Дмитрий запомнился ей смутно, как нечто весьма посредственное. Разве только очки… И то, как он нервничал и все время вскакивал. И как боялся, что она его побьет.
