– Лариса.
– Наталья.
– А что ты у Таньки делала? – осведомилась та. – Я тебя что-то раньше не видела.
– Да я в Москве живу, – подлаживаясь к ее тону, ответила Наташа.
Лариса поправила выкрашенные в рыжий цвет волосы, энергично растерла оплывшие розовые щеки. Она вся была яркая – но некрасиво яркая, будто смоченная водой акварельная картинка. Застарелая опухоль обезображивала лицо, когда-то бывшее правильным и возможно, даже красивым. Голубые глаза терялись под набухшими сизыми веками. В ушах качались дешевые серьги с поддельными камнями. Цветастый халат с трудом сходился на расплывшейся груди.
– А, в Москве, – протянула Лариса. – Ну понятно. И как там?
– Да ничего особенного, – ответила Наташа на идиотский вопрос. В самом деле – как там? Наверное, так же, как и везде. В восемнадцать лет, убегая из дома, она бы не поверила, что когда-нибудь скажет такое. Москва казалась дивным, новым миром, где все будет иначе, чище, ярче… Возможно, подействовала выпитая рюмка, но, скорее всего, сам гнилой воздух барака постепенно отравлял ее.
– Сколько раз я ее звала – не идет, – продолжала Лариса. – Как будто мы бог знает кто… Между прочим, я сама – кандидат наук!
Наташа ошеломленно на нее взглянула. Хозяйка, весьма довольная эффектом, повторила:
– Да, вот так-то! Хочешь, документы покажу?
– Да я верю…
– Я физик, – уточнила Лариса. – Ну что, еще по одной?
И, не дожидаясь ответа, налила и выпила. Наташа замешкалась, сливая водку под стол, но хозяйка ничего не заметила. Она совсем отрешилась от мира – глаза потеряли всякое выражение, и она с трудом сидела на стуле, грузно опершись щекой о ладонь расслабленной руки.
– И Таня это знает, – пробормотала она. – Знает, но брезгует. А почему? Кто она такая? Братом прикрывается – дескать, святая… А он ей вообще двоюродный или даже троюродный, седьмая вода на киселе. Корчит из себя бог знает что! Сперва мужа в гроб свела, потом на другого нацелилась… Дочку запирает, будто вокруг звери живут… Вот и сейчас у нее сидит мужик, что ж она о дочке не думает?!
Произнося последние слова, Лариса вызывающе обернулась к стене и повысила голос, будто желала, чтобы ее там услышали.
– Ходит и ходит, каждый вечер ходит! – обвинительно звучал ее голос. – А дочка все видит! Олечка хотя и маленькая, но все уже понимает! Умница-девочка! А этой дряни на все наплевать – только бы снова замуж выскочить!
– Татьяна собирается замуж?
– А я не знаю, – последовал ответ. – Какое мне дело? Я в чужие дела не лезу.
– Но вот вы сказали, что она первого мужа… – начала Наташа, но ее перебили:
– Это все знают, не я слух пускала.
– Как же это вышло?
Лариса снова посмотрела на смежную стену, но на сей раз понизила голос. Наташа пригнулась к ней, чтобы не упустить ни слова.
– Она замуж-то вышла уже под сорок, – хриплым шепотом заговорила женщина. – До этого жила одна. То есть совсем одна, понимаешь? Ни одного мужика у нее не было, все уж на нее рукой махнули. А тут вдруг подвернулся какой-то… Лет на десять ее моложе. Это все тут было, на моих глазах.
Лариса закурила и заговорила еще тише, так что гостья с трудом могла различить слова. Из рассказа стало ясно, что этот внезапный ухажер всех удивил – всех, кроме самой Татьяны. Она восприняла его ухаживания как должное, и не прошло нескольких месяцев, как библиотекарша вышла замуж. На время она исчезла из барака. Говорили, что переехала к мужу. Впрочем, вскоре она вернулась – одна, и уже с заметным животом.
– Я сразу испугалась, спросила – неужели бросил? Ты бы ее видела… Посмотрела на меня, как солдат на вошь, и сквозь зубы процедила: «С чего это вы взяли? Мне просто тут удобнее».
Муж Татьяны с тех пор появлялся в бараке только набегами. Его поведение было весьма таинственным, приходы непредсказуемыми – он мог явиться в любой день недели, в любой час. Они все еще были женаты официально – узнать это никакого труда не составило, поскольку сама Татьяна говорила о своем замужестве, не делая ни из чего тайны. Однако между супругами пробежала черная кошка.
– Он никогда не оставался на ночь, – доверительно шептала Лариса. – Придет, попьет чаю и снова исчезнет. Даже не ужинал у нее никогда. Я его как-то заловила в сенях и спросила – что случилось, почему разбежались? А он ничего не сказал. Спрашивала и Таню, но она прямо не говорила. Сказала только – нам так лучше. А что там было хорошего – не понимаю.
После того как Татьяна родила, ее муж почти перестал показываться в бараке. Явился как-то раз с цветами, принес ребенку игрушки, явно непригодные для грудного младенца – конструктор, куклу… Затем пропал, и уже надолго. Татьяна держалась совершенно невозмутимо, как будто все было в порядке вещей. О ней даже не сплетничали – настолько она сумела оградить себя от всяких слухов, и кроме того, все ее немного жалели, как одинокую мать. Соседи, конечно, интересовались – развелась ли она официально, или нет, и что, в конце концов, произошло? Почему супруги расстались?
– А потом, когда мы уж лицо его забыли, он вдруг сюда переехал, – таинственно говорила Лариса. – Явился с вещами, засел в ее комнате и почти не выходил. Иногда встречала его на кухне – он варил себе какую-то кашку. Жалкий такой! Тощий стал, весь зеленый, в глаза не смотрит, не здоровается. Умер через полгода. Олечка тогда как раз ходить начала.
– Отчего же он умер?
Лариса картинно развела руками:
– А это надо у Тани спрашивать.
– То есть?
– Я думаю, что она ему немножко помогла. Конечно, мужики другого и не стоят, особенно такие, которые детей бросают, а потом являются на карачках… Так им и надо, сволочам! Но все-таки я ее не одобряю. Нет-нет!
Наташа не верила своим ушам. Когда она впервые услышала о том, что библиотекарша «свела мужа в могилу», она предположила, что речь идет о каких-то семейных конфликтах. Ведь это было обычное образное выражение, не предполагавшее никакой уголовщины. И вдруг – такой явный намек… Какой там намек – прямое обвинение!
– То есть вы хотите сказать, что Татьяна… Убила его?!
– Тс-с! – прошептала та, постепенно трезвея. – Не кричи, что ты! Тут перегородки деревянные, все слышно. Я же не говорила, что убила.
– Но вы ясно выразились!
– Нет. – Лариса как будто сама испугалась своей откровенности, с нее даже хмель слетел. – Все так думают, но никто ее не обвиняет. И как тут обвинить? Все-таки не в лесу живем. Его же вскрывали, была экспертиза. Если бы она его травила или толченым стеклом кормила – это бы выяснили. Ну и сразу бы ее взяли. А тут ничего – все тихо, шито-крыто, похоронили и с концом.
– Но тогда почему вы так говорите? – продолжала возмущаться Наташа. – Наверняка у него была хроническая болезнь, если он так плохо выглядел. Вы же ничего не знаете, а обвиняете человека!
