– Люда… – Она впервые назвала ее уменьшительным именем, и это далось нелегко. Пришлось сделать над собой усилие. – Люда, я тебя прошу, успокойся. Я виновата перед тобой, но пойми меня…
Эти простые, явно вымученные слова подействовали на Людмилу самым неожиданным образом. Она тихонько, жалобно вскрикнула и заключила Наташу в объятья. Та была настолько ошеломлена, что уже не думала ни о том, как они смотрятся со стороны (как две идиотки!), ни о том, искренний ли то был порыв (скорее всего, нет…).
– Люда, я очень сожалею… – шепнула она в горячую мягкую грудь, пахнущую уксусом и ванилином. – Прости.
– Да я-то… – захлебывалась та. – Простила! Давно простила!
«Врет!» – подумала женщина, стараясь не дышать испарениями потного тела.
– Мне-то от тебя ничего не надо!
«Ох! А утром что говорила!»
– Мне нужно только, чтобы ты со мной по-человечески… – тянула Людмила. Ее грудь вздымалась все спокойней, и она слегка ослабила объятья.
«Вот истеричка! Как мне от нее избавиться?!»
– Если бы ты со мной по-хорошему… Я бы тоже тебе многое рассказала, – продолжала та. – А так… Зачем унижаться?
– Люда, прошу тебя…
– Да все уже! – та вытерла слезы, которые, впрочем, уже успели высохнуть на мягком теплом ветру и с улыбкой взглянула на Наташу. – Разберемся! Мы с тобой вроде как родственницы.
«Опять она за свое!»
– Скажи, Люда, – она чуть не произнесла «скажите» и вовремя спохватилась – это могло обидеть собеседницу. – Вы вполне уверены, что знаете что-то насчет Анюты? Потому что я с ног сбилась, а так ничего и не узнала. Соседи ничего не замечали, в милиции ни о чем не знают…
Она пыталась говорить просто и доверительно, но получалось плохо. Несмотря на порыв Людмилы, на ее слезы и признания, ее все равно воротило от одного вида этой фальшивой и агрессивной женщины. А уж от ее пронзительного голоса… «Хотя, она же не виновата в этом!»
– Дело нечистое, – в последний раз вздохнула Людмила. Она уже окончательно успокоилась и даже снова принялась за пряник, который так и держала в руке во все время истерики, умудрившись его не уронить. – Все что-то подозревают, но никто ничего не знает. Кроме Таньки.
– А почему вы… Ты думаешь на нее?
– Так они же были подругами!
– И что? Я с ней уже говорила – ничего она не знает.
– О чем? – спросила Людмила. Ее глаза смотрели совсем по-прежнему – цепко и оценивающе. – О чем именно?
Наташа замялась.
– Ну, почему Анюта это сделала…
– Значит, была причина, – так же размеренно произнесла Людмила. – А как можно умереть без причины? Не сошла же она с ума? Девчонка была хотя и странная, но совершенно нормальная.
«Слышал бы мой муж!»
– Ну-ка, что у тебя на уме? – продолжала Людмила, разглядывая несостоявшуюся золовку, которая всячески пыталась спрятать глаза. – Ты же что-то откопала, так? Только говорить не хочешь? Вообще никому или только мне?
Та, наконец, решилась. «Хуже не будет! А если будет, то есть же поговорка: «Мертвые сраму не имут». Анюта уже не услышит, как о ней сплетничают».
– У нее был кто-то, – сказала она. – Парень. Только вот не знаю кто.
Никакого ответа. Людмила жевала пряник, на сей раз перенеся взгляд на пыльную дорогу, как будто видела там что-то очень интересное. Потом пожала плечами:
– Ну и я так думаю. Откуда ты узнала?
– Так, кто-то ляпнул.
– А кто же?
Пришлось сослаться на провал в памяти. Людмила явно не поверила, но настаивать не стала. Она вдруг заговорила на удивление серьезно и просто.
– Ну может, кто-то еще их видел, потому и пошли слухи, – задумчиво продолжала та. – Все может быть. Так оно и случается. Люди зря не скажут.
– А ты? Ты сама видела?
Кивок. Последний кусок пряника исчез у нее во рту, был пережеван и проглочен. Людмила осведомилась о времени, и выяснилось, что ее обеденный перерыв заканчивается.
– Вечером поговорим, – деловито пообещала она.
Но Наташа не собиралась сдаваться так просто. Видела? В самом деле видела или только притворяется, чтобы придать себе значительности?
– Ты знаешь его? Я так поняла, что ты видела Анюту с каким-то парнем? Кто это был?
– Ах, да отпусти ты меня, – капризно заявила та, хотя Наташа вовсе ее не держала. – Видела не видела… Глупостями занимаешься! Подумала бы лучше, куда деньги делись!
И с этими словами исчезла во дворе. Наташа двинулась было за ней, но чуть не попала под машину. Она попросту не заметила автобус – настолько ее резанула последняя фраза, оброненная будто невзначай, но явно с расчетом.
«Деньги? Так она знает про деньги? Откуда?! Ведь никто про них не знал! Немедленно догнать и…» Она вовремя остановилась. Наташа поняла, что подобный разговор просто невозможен в магазине, куда сейчас как раз входят покупатели, накопившиеся за время перерыва. Как можно это обсуждать на людях?
«Но какова Людмила? Разыграла истерику… Или, может быть, не разыграла, была вполне искренней, но… Все равно своего добилась. Сперва ошеломила меня своей душевностью, потом задала пару вопросов и окончательно добила. Может быть, она и не знает ничего? Так, догадывается? Должна же она понимать, что при заработках Ильи он должен был что-то накопить! Не дура ведь, ох, не дура! Сегодня это стало ясно! Думает, что деньги после Ильи остались, а поскольку она их не увидела, стало быть, их забрали мы с сестрой. Вот почему она вообще произнесла это слово – деньги. Да, все может быть и так… Но парень? Зачем ей что-то выдумывать про Анютиного парня? Как это ей вообще в голову пришло?!»
Она стояла на обочине, не решаясь ни двинуться дальше, ни повернуть назад. Идти сейчас к священнику? А что еще остается? Но как попросить о таком?..
Откуда-то сверху послышался тихий мелодичный голос, окликавший ее по имени. Наташа испуганно оглянулась и увидела библиотекаршу. Та выглядывала из окна барака, на втором этаже.
– Вы ко мне? – все так же негромко спросила она. – Заходите, я вас встречу.
– Вы… Живете здесь? Прямо здесь?!
Та слегка прикрыла створку окна и задернула занавеску.
* * *
Наташа никогда не была в жилой части барака, и ее сразу неприятно поразил запах – пахло чем-то кислым, сырым и еще, пожалуй, мышиным пометом. Запах древнего подвала, где с прошлого года забыли бочку квашеной капусты и поскупились на мышеловки. Запах, никак не вязавшийся у нее с Татьяной и библиотекой за стеной.
Хозяйка встретила ее на веранде. Им пришлось переступать через всякий хлам – старые кирзовые сапоги, эмалированные миски с остатками еды, осколки стекла. Миновали коридор, по обеим сторонам которого располагались комнаты, поднялись наверх. На втором этаже было чуть почище, и подвальный запах казался не таким заметным. «А может, я принюхалась, – решила Наташа, оглядываясь по сторонам с любопытством и некоторым испугом. – Ведь в сущности, что тут экзотического – простая коммуналка, только стены из бревен!»
