Оба супруга поэтому, хотя и не виделись целую неделю — а за эту неделю ими были пережиты значительные события, — встретились поглощенные каждый своими мыслями. Г-н Бонасье проявил все же искреннюю радость и с распростертыми объятиями пошел навстречу своей жене.
Г-жа Бонасье подставила ему лоб для поцелуя.
— Нам нужно поговорить, — сказала она.
— О чем же? — с удивлением спросил Бонасье.
— Мне нужно сказать вам нечто очень важное… — начала г-жа Бонасье.
— Да, кстати, и я тоже должен задать вам несколько довольно серьезных вопросов, — прервал ее Бонасье. — Объясните мне, пожалуйста, почему вас похитили?
— Сейчас речь не об этом, — ответила г-жа Бонасье.
— А о чем же? О моем заточении?
— Я узнала о нем в тот же день. Но за вами не было никакого преступления, вы не были замешаны ни в какой интриге, наконец, вы не знали ничего, что могло бы скомпрометировать вас или кого-либо другого, — и я придала этому происшествию лишь то значение, которого оно заслуживало.
— Вам легко говорить, сударыня! — сказал Бонасье, обиженный недостаточным вниманием, проявленным женой. — Но известно ли вам, что я провел целые сутки в Бастилии?
— Сутки проходят быстро. Не будем же говорить о вашем заточении и вернемся к тому, что привело меня сюда.
— Как это — что привело вас сюда? Разве вас привело сюда не желание увидеться с мужем, с которым вы были целую неделю разлучены? — спросил галантерейщик, задетый за живое.
— Конечно, прежде всего это. Но, кроме того, и другое.
— Говорите!
— Это — дело чрезвычайной важности, от которого, быть может, зависит вся наша будущая судьба.
— Наше положение сильно изменилось за то время, что я не видел вас, госпожа Бонасье, и я не удивлюсь, если через несколько месяцев оно будет внушать зависть очень многим.
— Да, особенно если вы точно выполните то, что я вам укажу.
— Мне?
— Да, вам. Нужно совершить одно доброе святое дело, и вместе с тем можно будет заработать много денег.
Г-жа Бонасье знала, что упоминанием о деньгах она заденет слабую струнку своего мужа.
Но любой человек, хотя бы и галантерейщик, поговорив десять минут с кардиналом Ришелье, уже делался совершенно иным.
— Много денег? — переспросил Бонасье, выпятив нижнюю губу.
— Да, много.
— Сколько примерно?
— Может быть, целую тысячу пистолей.
— Значит, то, о чем вы собираетесь просить меня, очень важно?
— Да.
— Что же нужно будет сделать?
— Вы немедленно отправитесь в путь. Я дам вам письмо, которое вы будете хранить как зеницу ока и вручите в собственные руки тому, кому оно предназначено.
— И куда же я поеду?
— В Лондон.
— Я? В Лондон? Да вы шутите! У меня нет никаких дел в Лондоне.
— Но другим нужно, чтобы вы поехали в Лондон.
— Кто эти другие? Предупреждаю вас, что я ничего больше не стану делать вслепую и что я не только желаю знать, чем я рискую, но и ради кого я рискую.
— Знатная особа посылает вас, и знатная особа вас ждет. Награда превзойдет ваши желания — вот все, что я могу вам обещать.
— Снова интрига! Вечные интриги! Благодарю! Теперь меня не проведешь: господин кардинал мне кое-что разъяснил.
— Кардинал! — вскричала г-жа Бонасье. — Вы виделись с кардиналом?
— Да, он пригласил меня! — заявил галантерейщик.
— И вы последовали этому приглашению, неосторожный вы человек?
— Должен признаться, что у меня не было выбора — идти или не идти: меня вели двое конвойных. Должен также признаться, что так как я тогда еще не знал его высокопреосвященства, то, если б я мог уклониться от этого посещения, я был бы очень рад.
— Он грубо обошелся с вами, грозил вам?
— Он подал мне руку и назвал своим другом, своим другом! Слышите, сударыня? Я — друг великого кардинала!
— Великого кардинала?
— Уж не собираетесь ли вы оспаривать у него этот титул?
— Я ничего не оспариваю, но я говорю вам, что милость министра — вещь непрочная и что только сумасшедший свяжет свою судьбу с министром. Есть власть, стоящая выше его силы, — власть, покоящаяся не на прихоти человека или на исходе каких-нибудь событий. Такой власти и надо служить.
— Мне очень жаль, сударыня, но для меня нет другой власти, кроме власти великого человека, которому я имею честь служить.
— Вы служите кардиналу?
— Да, сударыня. И как его слуга я не допущу, чтобы вы впутывались в заговоры против безопасности государства и чтобы вы, вы помогали интригам женщины, которая, не будучи француженкой, сердцем принадлежит Испании. К счастью, у нас есть великий кардинал: его недремлющее око следит за всем и проникает до глубины сердец.
Бонасье слово в слово повторил фразу, слышанную от графа Рошфора. Он запомнил ее и только ждал случая блеснуть ею. Но бедная молодая женщина, рассчитывавшая на своего мужа и в этой надежде поручившаяся за него королеве, задрожала и от ужаса перед опасностью, которую чуть не навлекла на себя, и от сознания своей беспомощности. Все же, зная слабости своего мужа, а особенно его алчность, она еще не теряла надежды заставить его исполнить ее волю.
— Ах, так, значит, вы кардиналист, сударь! — воскликнула она. — Ах, так вы служите тем, кто истязает вашу жену, оскорбляет вашу королеву!
— Интересы одного человека — ничто перед всеобщим благом. Я за тех, кто спасает государство! — напыщенно произнес Бонасье.
Это снова была фраза графа Рошфора, которую Боиасье запомнил и нашел случай вставить.
— Да имеете ли вы понятие, что такое государство, о котором вы говорите? — спросила, пожимая плечами, г-жа Бонасье. — Оставайтесь лучше простым мещанином, без всяких ухищрений, и станьте на сторону тех, кто предлагает вам наибольшие выгоды.
— Как сказать… — протянул Бонасье, похлопывая по лежавшему подле него туго набитому мешку, который зазвенел серебряным звоном. — Что вы на это скажете, почтеннейшая проповедница?
— Откуда эти деньги?
— Вы не догадываетесь?
— От кардинала?
— От него и от моего друга, графа Рошфора.
— От графа Рошфора? Но ведь он-то меня и похитил!
— Вполне возможно.
— И вы принимаете деньги от этого человека?
