— А, условие! — сказал Генрих. — Что ж, это справедливо. В чем оно состоит?
— Оказывая вашему величеству помощь против лотарингских принцев, то есть открывая вашему величеству дорогу к престолу Франции, мой повелитель желал бы сохранить за собой Фландрию, в которую мертвой хваткой вцепился монсеньер герцог Анжуйский. Итак, его величество король Испании поможет вам (тут посол замялся, ища подходящего выражения)… стать преемником французского короля; вы же гарантируете ему Фландрию. Зная мудрость вашего величества, я считаю свою миссию благополучно завершенной.
За этими словами последовало молчание, еще более глубокое, чем раньше.
Генрих Наваррский прошелся по кабинету.
— Так вот, сударь, — проговорил он наконец, — я отказываюсь от предложения его величества короля Испании.
— Вы отвергаете руку инфанты! — вскричал испанец. Ответ ошеломил его, словно внезапно полученный удар.
— Честь высока, сударь, — ответил Генрих, поднимая голову, — однако она не выше чести иметь супругой дочь короля Франции.
— Да, но первый брак влечет вас к могиле, государь. Второй же приближает к престолу.
— Я знаю, сударь, что вы сулите мне головокружительную судьбу, но я не стану покупать ее ценою крови и чести моих будущих подданных. Неужто, сударь, я обнажу меч против короля Франции, моего зятя, ради испанцев, иноземцев?! Неужто я остановлю победное шествие французского знамени? Неужто допущу, чтобы брат пошел на брата, и приведу иноземцев в свое отечество?! Сударь, выслушайте меня: я просил у моего соседа, короля Испании, помощи против господ де Гизов, смутьянов, посягающих на мое наследие, но не против герцога Анжуйского, моего зятя, не против короля Генриха Третьего, моего друга, не против моей супруги, сестры короля, моего сюзерена. Король испанский хочет вновь завладеть ускользающей от него Фландрией? Пусть он поступит, как его отец, Карл Пятый; пусть попросит у короля Франции пропустить его через французские владения и явится во Фландрию с требованием, чтобы ему возвратили звание первого гражданина города Гента. Готов поручиться, что король Генрих Третий пропустит его, так же как это сделал в свое время король Франциск Первый… Я домогаюсь французского престола? Так, видимо, считает его католическое величество. Быть может. Но я не нуждаюсь в его помощи, чтобы завладеть этим престолом. Если престол окажется пустым, я сам возьму его, вопреки всем величествам на свете. Прощайте же, сударь! Передайте брату моему Филиппу, что я благодарю его за сделанное мне предложение. Но я счел бы себя смертельно обиженным, если бы он хоть на мгновение мог подумать, что я способен принять его. Прощайте, сударь!
Посол не мог прийти в себя от изумления. Он пробормотал:
— Остерегитесь, сударь: доброе согласие между соседями легко можно нарушить одним неосторожным словом.
— Господин посол, — продолжал Генрих, — запомните, что я вам скажу. Быть или не быть королем Наварры, для меня одно и то же. Венец мой так невесом, что я не замечу, если он упадет с моей головы. Передайте вашему повелителю, что я претендую на большее, чем на то, что он мне посулил. Прощайте.
И Генрих, вновь становясь не самим собою, не тем человеком, которого все в нем видели, с любезной улыбкой проводил посла до порога.
XVIII. Король Наваррский раздает милостыню
Шико был так изумлен, что даже не подумал вылезти из книжного шкафа, когда Генрих остался один. Король сам поднял занавес и хлопнул его по плечу.
— Ну, как, по-твоему, я вышел из положения, метр Шико?
— Замечательно, государь. Для короля, не часто принимающего послов, вы прекрасно умеете это делать.
— А ведь такие послы являются ко мне по вине моего брата Генриха.
— Как так, государь?
— Э, друг мой, слишком очевидно, что поссорить нас с женой кое-кому очень выгодно.
— Признаюсь, государь, что я не так проницателен, как вы думаете.
— Ну конечно, брат мой Генрих только и мечтает о том, чтобы я развелся с его сестрой.
— Почему же? Растолкуйте мне. Черт побери, я и не думал, что найду такого хорошего учителя!
— Ты знаешь, Шико, что мне позабыли выплатить приданое?
— Я этого не знал, государь, но подозревал.
— Что приданое состояло из трехсот тысяч золотых экю?
— Сумма неплохая.
— И нескольких крепостей, в том числе Кагора?
— Отличный, черт возьми, город!
— Я потребовал не денег (как я ни беден, я считаю себя богаче короля Франции) — крепость Кагор.
— Клянусь богом, вы правильно поступили, государь.
— Вот потому-то… — сказал король со своей тонкой улыбкой. — Теперь понимаешь?
— Нет, черт меня побери!
— Потому-то меня и пытаются поссорить с женой, да так основательно, чтобы я потребовал развода. Нет жены — нет и приданого: трехсот тысяч экю, крепостей и, главное, Кагора. Неплохой способ нарушить данное слово, а мой братец Валуа искусник расставлять подобные ловушки.
— Вам бы очень хотелось получить эту крепость, государь? — спросил Шико.
— Конечно! Что такое мое беарнское королевство? Несчастное маленькое княжество, которое жадность моего зятя и тещи до того обкорнали, что связанный с ним королевский титул звучит насмешкой.
— Да, тогда как Кагор…
— Кагор стал бы моим крепостным валом, оплотом моих единоверцев.
— Кагор неприступен, государь.
Генрих словно заключил свое лицо в броню простодушия.
— Неприступен, неприступен, — молвил он, — но если бы у меня было войско, которого я не имею!..
— Давайте говорить начистоту, государь. Вы сами знаете, гасконцы народ откровенный. Чтобы взять Кагор, где командует господин де Везен, надо быть Ганнибалом или Цезарем,
[48]
а ваше величество…
— Что же мое величество? — спросил Генрих с на смешливой улыбкой.
— Ваше величество сами признали, что воевать не любите.
Генрих вздохнул. Взор его, полный меланхолии, вдруг вспыхнул огнем, но он подавил этот невольный порыв и погладил загорелой рукой свою темную бороду.
— Это правда, — молвил он, — я никогда не обнажал шпаги и никогда Не обнажу ее. Я соломенный король, человек мирных наклонностей. Однако я люблю поговорить о военном деле: это у меня в крови. Мой предок — Святой Людовик
[49]
— был воспитан в благочестии и кроток от природы, но при случае ловко метал копье и смело орудовал мечом… Если не возражаешь, Шико, поговорим о господине де Везене, его-то можно сравнить с Ганнибалом и с Цезарем.
