— У кого служат эти гасконцы?
— Не имею понятия.
— Они с тем и ушли?
— Нет. Говорили они очень громко. Имя вашей светлости услышали прохожие. Кое-кто остановился, начались расспросы — правда ли, что вы приехали. Гасконцы собирались ответить, но тут к ним подошел какой-то человек. Или я сильно ошибаюсь, монсеньер, или это был Луаньяк.
— Что же дальше?
— Он шепотом сказал несколько слов, и гасконцы покорно последовали за ним.
— Так что…
— Я ничего больше не узнал. Но, полагаю, надо остерегаться.
— Вы за ними не проследили?
— Издали: я опасался, как бы во мне не узнали дворянина из свиты вашей милости. Они направились к Лувру и скрылись за мебельным складом. Но прохожие на разные лады повторяли: «Майен, Майей…»
— Есть простой способ предупредить опасность, — сказал герцог.
— Какой?
— Сегодня же вечером отправиться к королю.
— К королю?
— Конечно. Я приехал в Париж и должен сообщить ему, как обстоят дела в его верных никардийских городах. Против этого нечего возразить?
— Способ хороший, — сказал Мейнвиль.
— Это неосторожно, — возразила герцогиня.
— Но необходимо, сестра, если известно, что я в Париже. К тому же Генрих считает, что мне следует в дорожном платье явиться в Лувр и передать королю поклон от всей нашей семьи. Выполнив этот долг, я буду свободен и смогу принимать кого мне вздумается.
— Например, членов комитета. Они вас ждут.
— Я приму их во дворце Сен-Дени по возвращении из Лувра, — сказал Майен. — Итак, Мейнвиль, пусть мне дадут того же коня, запыленного после дороги. Вы отправитесь со мною в Лувр… А вы, сестрица, дожидайтесь нашего возвращения.
— Здесь, братец?
— Нет, во дворце Сен-Дени, где находятся мои слуги и пожитки, — предполагается, что я остановлюсь там на ночлег. Мы прибудем туда часа через два.
XXVII. В Лувре
В тот же день король велел позвать господина д'Эпернона.
Было около полудня.
Герцог поспешил явиться к королю.
Стоя в приемной, его величество внимательно разглядывал какого-то монаха из обители Святого Иакова. Тот краснел и опускал глаза под его пронзительным взором.
Король отвел д'Эпернона в сторону.
— Посмотри-ка, герцог, — сказал он, указывая ему на молодого человека, — какой у этого монаха странный вид.
— Чему вы изволите удивляться, ваше величество? — возразил д'Эпернон. — По-моему, вид у него самый обычный.
— Вот как?
И король задумался.
— Как тебя зовут? — спросил он у монаха.
— Брат Жак, государь.
— Другого имени у тебя нет?
— По фамилии Клеман.
— Брат Жак Клеман? — повторил король.
— Может, по мнению вашего величества, и имя у него странное? — молвил, смеясь, герцог.
Король не ответил.
— Ты отлично выполнил поручение, — сказал он монаху, не спуская с него глаз.
— Какое поручение, государь? — спросил герцог с бесцеремонностью, к которой его приучило каждодневное общение с королем.
— Пустяки, — Ответил Генрих, — это у меня небольшой секрет с человеком, которого ты позабыл.
— Поистине, государь, — сказал д'Эпернон, — вы так странно смотрите на мальчика, что смущаете его.
— Да, правда. Не знаю, почему я не могу оторвать от него взгляда. Мне кажется, что я уже видел его или когда-нибудь увижу. Кажется, он являлся мне во сне… Ну вот, я начинаю заговариваться. Ступай, монашек, ты хорошо выполнил поручение. Письмо будет послано, не беспокойся… Д'Эпернон!
— Государь?
— Выдать ему десять экю.
— Благодарю, — произнес монах.
— Можно подумать, что ты недоволен подарком! — сказал д'Эпернон. Он не понимал, как это монах может пренебрегать десятью экю.
— Я предпочел бы один из замечательных испанских кинжалов, что висят тут на стене, — ответил Жак.
— Как? Тебе не нужны деньги, чтобы побывать в балаганах на сен-лоранской ярмарке или в вертепах на улице Сент-Маргерит? — спросил д'Эпернон.
— Я дал обет бедности и целомудрия, — ответил Жак.
— Вручи ему один из этих испанских клинков, и пусть идет, — сказал король.
Герцог, порядочный скопидом, выбрал кинжал подешевле и подал его монашку.
Это был каталонский нож с широким, остро наточенным лезвием и прочной роговой рукояткой, украшенной резьбой.
Жак удалился в полном восторге от того, что получил такое прекрасное оружие.
Когда Жак ушел, герцог снова попытался расспросить короля.
— Герцог, — прервал его король, — найдется ли среди твоих Сорока пяти два или три хороших наездника?
— По меньшей мере человек двенадцать, государь, а через месяц все они будут отличными кавалеристами.
— Выбери двух человек, и пусть сейчас же зайдут ко мне.
Герцог поклонился, вышел и вызвал в приемную Луаньяка.
Тот незамедлительно явился на зов.
— Луаньяк, — сказал герцог, — пришлите мне сейчас же двух хороших кавалеристов. Его величество сам даст им поручение.
Быстро пройдя через галерею, Луаньяк открыл дверь помещения, которое мы будем называть отныне казармой Сорока пяти.
— Господин де Карменж! Господин де Биран! — начальническим тоном позвал он.
— Господин де Биран вышел, — сказал дежурный.
— Как, без разрешения?
— Он обследует один из городских округов по поручению герцога д'Эпернона.
— Отлично! Тогда позовите господина де Сент-Малина.
Оба имени громко прозвучали под сводами зала, и двое избранников тотчас же появились.
— Господа, — сказал Луаньяк, — пойдемте к господину д'Эпернону.
Герцог, отпустив Луаньяка, повел их к королю.
Король жестом велел д'Эпернону удалиться и остался наедине с молодыми людьми.
В первый раз им пришлось предстать перед королем. Вид у Генриха был весьма внушительный.
Волнение сказывалось у них по-разному.
