Но назад было нельзя. Чужие фары слепили их, став еще ближе.
Следующий выстрел выбил фонтанчик из укатанной белой дороги
под распахнутой правой дверью.
Выворачивая руль, Марта нажала на газ, колеса бешено
завертелись в снегу, нащупывая твердую землю, и наконец нащупали, вцепились,
раскидывая снег, и машина, перевалив через сугроб, бросилась вперед и направо.
Под колесами была какая-то дорога, но Марта не знала, что
это за дорога и куда она ведет. Фары преследовали их, и Марта все прибавляла и
прибавляла скорость.
— Туда нельзя. — Данилов тяжело дышал, и над верхней губой у
него блестел пот, зеленый от призрачного света приборной доски. — Там котлован.
Дорога упирается в котлован. Я не знаю, сколько до него. Не много.
Он что-то говорил ей про какие-то заброшенные лесные
разработки или песчаный карьер, когда в первый раз привез ее сюда, чтобы
похвастаться домом.
Тогда оттуда выехала темная машина, и Марта подумала, что с
романтического свидания.
Теперь ее гнали к этому карьеру, как охотники гонят волчицу,
и ей некуда, некуда было деться, потому что она была беззащитна и не готова к
нападению. Потому что ее было видно в свете приближающихся мощных фар, а она не
знала, как спастись, и неслась на красные флажки, потому что ей некуда больше
нестись.
Нет. Она не кинется грудью на вороненое дуло, хоть больше ей
ничего не остается. Ей есть что терять. И есть что защищать.
В голове стало холодно, и жизненный счет пошел не на минуты
и даже не на секунды, а на мгновения.
Марта стиснула руль. Она не даст загнать себя за красные
флажки. Она не разобьется вместе с Даниловым в темном лесном котловане только
потому, что какой-то придурок с больным воображением уже все решил за них!..
Зарычав, она вжала в пол педаль газа. «Нива» взревела и
подалась вперед, и фары сзади сразу как будто приотстали.
Раз, два, три, считала она про себя. Только бы дорога не
кончилась обрывом прямо сейчас. Только бы еще чуть-чуть.
Мне нужно совсем немного. До десяти.
На сколько еще хватит дороги? В какой момент под колесами
провалится земля и машина сорвется и рухнет в котлован — грудью, как загнанный
зверь на красные флажки?
… пять, шесть, семь…
Деревья, не проглоченные тьмой, бешено мчатся назад, как в
дурном сне.
Еще чуть-чуть. Совсем чуть-чуть.
— Марта!!
Она ничего не слышала. Кажется, зубы крошились с противным
песочным звуком. Она сбросила газ и одновременно нажала сцепление и тормоза, до
предела вытянув ручник. Машину занесло, развернуло поперек, пронесло еще
немного, и она вывернулась — лицом к преследователю.
Марта дернула ручку, включая блокировку дифференциала,
отпустила ручник и что было сил вдавила в пол газ. Колеса мертвой хваткой
держались за лед.
Куски льда и снега веером летели из-под шипов.
Ей есть что терять. Просто так она не сдастся.
Свет ненавистных фар вынырнул из-за поворота и оказался
очень близко.
Так близко, что ей пришлось зажмуриться.
Ничего, мы еще посмотрим, кто кого.
— Марта!!!
На узкой дороге было не разъехаться. По обеим сторонам в
зимнем лесу лежали сугробы. Марта неслась в лоб встречной машине, и снег белой
королевской мантией летел следом за ее машиной.
Ощерившись, как волчица в последнем смертельном прыжке на
вороненое дуло, она жала и жала на газ, и ее нельзя было остановить.
И она поняла, волчьей своей сутью уловила миг, когда тот,
кто желал ей смерти, дрогнул во встречной машине.
— Ногу с газа!! — орал кто-то рядом с ней. — Ногу с газа!!!
Она не знала, сколько метров — или сантиметров — осталось до
столкновения, когда ослепляющие фары вдруг сбились, вильнули, она взяла чуть
вправо, отслеживая каждое движение своих колес и готовая выправить тяжелый
корпус, если только он начнет сползать в кювет, но машина держалась. Она
держалась и во всем помогала Марте, словно понимала, что ей тоже пропадать,
если Марта ее не спасет!..
Почти чиркнув бортом по борту другой машины, она проскочила
между ней и метровыми сугробами и увидела в зеркале, как та машина, потеряв
связь с дорогой, подалась вбок, вильнула еще раз и наконец съехала совсем,
почти по крышу утонув в снегу.
— Убери ногу с газа! — приказал Данилов. — Марта, ну!!!
Она не сразу сообразила, кто это и что ему нужн??, а
сообразив, моментально отпустила газ. Стрелка спидометра стала стремительно
падать к отметке в сто километров. Господи, какая же скорость у нее была?!
— Еще, — приказал Данилов, — еще. Ты слышишь меня, Марта?
Странно. Оказывается, в машине было очень тихо, только
Данилов хрипло и коротко дышал. Ей казалось, что вокруг все грохотало и
рвалось, как при артобстреле, и она не сразу сообразила, что это кровь грохочет
у нее в ушах.
Стрелка упала за сто километров, и впереди показалось
освещенное цивилизованным мирным светом Рижское шоссе. По нему шли машины.
— Аудиторша, твою мать!.. — с усилием выговорил рядом
Данилов. — Аудиторша хренова!
— Данилов, — спросила Марта удивленно, — ты что,
материшься?!
Он наклонился к ней и поцеловал, сильно прижимая ее голову
левой рукой.
И когда он ее поцеловал, она заплакала и плакала до самой
Москвы.
* * *
Из больницы Данилов позвонил капитану Патрикееву.
— Что? — спросил капитан из трубки, и Данилов страшно
удивился, услышав его голос. Он был уверен, что на дворе глубокая ночь.
Дотянувшись, он посмотрел на свои часы. Оказалось полшестого.
— У нас опять… чрезвычайное происшествие. Мне позвонили и
сказали, что горит дом Тимофея Кольцова.
— Кто позвонил? — перебил капитан.
— Не знаю. На моем телефоне нет определителя, а голос я не
узнал. Мы поехали и там…
— Что?
— Сзади оказалась какая-то машина. Из нее выстрелили,
по-моему, три раза. Попали мне в руку.
— И что вы от меня хотите?
— Ничего, — сказал Данилов, — просто ставлю вас в
известность. Я пока в больнице. Здесь милицию вызвали, по-моему, собираются
протокол писать, может, вы скажете, что не надо? Или надо?
