Ладно Северьян, так ведь и сам Петенька превращается в преступника государственного. Они с графом Шуваловым будут повязаны одной веревочкой, но ведь ровней они так никогда и не станут. У графа свои дороги, у него свои. В общем, вызвал он накануне вечером Северьяна к себе для важного разговора, но начинать пришлось издалека. Поставил чарочку, о том о сем поболтали, но, деться некуда, пришлось к приступать к делу. Помолчал Петенька и спросил со всей серьезностью:
– Северьян Кондратьич, помнишь ты наш уральский вояж?
Северьян равнодушно пожал плечами:
– Конечно, помню, вашбродь. Даже слишком хорошо помню, потому что ты мне кое-что обещал за труды мои.
Петенька досадливо поморщился: помнил он про обещания, данные Северьяну, только вот исполнять их не лежала душа.
– Не волнуйся, Северьян Кондратьич, как изладим дело, все получат свое. – Прозвучало несколько двусмысленно, хотя Петенька этого не заметил. – Нам предстоит завтра снова встретиться с голштинцами. Не забыл, надеюсь?
Северьян хохотнул, и в глазах его мелькнула знакомая чернота.
– Помню, помню.
– А теперь о главном. Голштинцев нужно будет убрать тихо, но их будет несколько человек, а мы поедем только вдвоем.
– Ништо! – уверенно ответил Северьян. – Разве может какая-то там гнида голштинская сравниться с уральским кержаком?! Всех в лучшем виде упокоим.
Петенька на мгновение заколебался, но потом решился. Он прекрасно понимал, что после разговора с графом Шуваловым у него нет обратной дороги. Если сейчас отказаться, граф его попросту убьет, ведь не может быть, чтобы в Тайной канцелярии только и сыскался один Северьян-убойца. Наверняка другие есть. Так что Петенька себе обратную дорогу закрыл еще во время разговора с графом.
– А что, если придется вместе с голштинцами большого человека положить? – спросил Петенька, нащупывая заряженный пистолет.
– Большой – маленький, для бога все едино.
– Но смотри, отступить нельзя будет. И ежели дело провалится, нам плаха наградой станет.
– Ежели имение вернете, как обещались, сделаем. Никаких сомнениев.
* * *
Рослые кони пританцовывали на месте, сдерживаемые крепкими руками всадников, снег хрустел под копытами, из ноздрей вились струйки пара. Морозец был не слишком сильным, как раз достаточно, что только взбодрить, поэтому за уши и нос опасаться не приходилось. Самая что ни на есть подходящая для парфорсной охоты, каковую и пообещал великому князю фон Шеель. Правда, при этом он, заговорщицки подмигивая, добавил, что охота будет особенной, и почему-то посоветовал взять с собой шпагу и пистолеты. Ну кто же на лисиц с пистолетом охотится?! В общем, цесаревичу все это не понравилось с самого начала, нехорошо, неприлично наследнику с такой малой свитой выезжать: только двое закадычных приятелей, фон Шеель и Кноблох, да пара псарей. Свора тоже маленькая какая-то. Опять же, охота с гончими на лисицу хороша для англичан, это милорды к ней привычные, хотя, сказать по правде, весьма полезна для любого кавалериста. Три часа скачки по оврагам да буеракам на тяжеловесном, выносливом гунтере из любого могут душу вытрясти, если только всадник не сидит на коне, как влитой. Но Петр Федорович недолюбливал подобные забавы, хотя отказаться не мог – не поймут. Ну, ничего, подождите, вот станет императором, тогда учинит надлежащий порядок во всем.
– Охота на лисицу? – несколько брюзгливо поинтересовался он.
– Точно так, – угодливо кивнул фон Шеель, осклабившись. Но лучше бы он этого не делал. Прошлой зимой в кабацкой драке какой-то русский офицер ударом кулака сломал ему нос, да так, что теперь при попытке улыбнуться лицо фон Шееля превращалось в злобную звериную морду. – Охота будет просто отменной. Истинно голштинская охота.
– Таковой дикие московиты еще не видели, – подтвердил Кноблох. – Мы должны прививать этой варварской стране натурально европейские нравы, только так можно поднять вонючую Московию до уровня провинции великой Голштинии.
– Да, – немедленно загорелся великий князь, – это есть моя историческая миссия и мой тяжкий долг. Мы даже согласны даровать Московии те же самые права, что имеет герцогство Готторп, конечно, если только московиты покажут себя достойными сей великой чести. Мы поднимем Московию из ее мнимого ничтожного бытия до бытия истинного и великого, яко провинции преславной Голштинии!
– Ах, Seine Hoheit, как вы милостивы и благородны! – воскликнул фон Шеель. – Однако ж не стоит слишком затягивать, полагаю, лисиц уже выпустили. Я думаю, мы настигнем их довольно скоро.
Он взмахнул рукой, и конные борзятники спустили сворки. Собаки занялись радостным лаем и весело закрутились на месте, собираясь, видимо, немного поиграть, но псари прикрикнули на них, щелкнули арапниками, и свора, сделав еще круг на месте, рванула к ведомой только ей цели. Сначала медленно, а потом все быстрее всадники помчались за ними. Правда, великий князь не переставал брюзгливо морщиться, потому что при тряской рыси его подбрасывало в седле, словно мешок с отрубями, – наездником он был все-таки неважным.
Свора бежала молча и размеренно, видимо, лисица была пока еще далеко. Но вскоре одна из собак крутанулась на месте, принюхалась и подала голос – натекла на след. Тут же вся стая бросилась к ней, и тотчас все собаки с голосом понеслись по следу зверя. Судя по всему, лиса пыталась скрыться в промерзшем кустарнике, ломиться туда всадникам совершенно не хотелось, они предпочитали подождать на опушке. Вот когда стая выгонит лисицу из леса, тогда и начнется настоящая скачка, радующая сердца настоящих охотников, бешеная скачка за добычей. Охотники, не помня себя, несутся вперед, преодолевая любые препятствия – кустарник, изгороди, канавы, ямы. Рискованное занятие, однако оно веселит душу и разгоняет кровь, но повторим – рискованное. Довольно часто всадники при особенно лихих прыжках падают с лошади, ломая ребра, ноги, руки.
Единственное, что смущало великого князя, так это то, что он не видел лисьего следа – аккуратной цепочки маленьких следов. Вместе этого по снегу тянулась борозда, словно здесь промчался большой кабан, ведущий борозду, будто плугом. Он спросил у фон Шееля, что же это такое. Фон Шеель хитро осклабился и ответил, что именно в этом и заключается суть голштинской охоты. Такой след означает, что вконец измученная лиса потеряла последние силы и уже не может хитрить, путать следы и скрываться. Она ползет прямо и прямо, пока стая не настигнет ее, но прекрасно выученные собаки не станут рвать зверя на части. Они только задержат его до подхода охотников, чтобы те могли прикончить лису и завершить славную охоту. Только после этого выпотрошенную тушку отдают собакам, чтобы те почувствовали вкус мяса. Эта заслуженная награда заставит собак в следующий раз гнать дичь еще более энергично.
– Это очень разумно, – кивнул великий князь.
Он, кажется, хотел сказать еще что-то, но не успел – где-то неподалеку вдруг раздался дикий крик. Так кричит человек, внезапно встретившийся со смертельной опасностью, которой уже нельзя избежать. И прорывалась в этом крике нотка боли.
