– Это справедливо, сударыня, – сказала Шарлотта. – Я не стану этого отрицать – тем более при вас.
– Потому-то, – продолжала Екатерина, – король Наваррский и предпочел тебе мою дочь. А ведь, по-моему, это не то, чего хотела ты, и не то, о чем мы с тобой уговорились.
– Увы, сударыня! – сказала г-жа де Сов и зарыдала, на этот раз без всякого насилия над собой. – Я очень несчастна, если это так!
– А это так, – ответила Екатерина, вонзая в сердце г-жи де Сов свои колючие глаза, словно это были два кинжала.
– Но кто ж мог вам это сказать? – спросила Шарлотта.
– Сойди вниз, к королеве Наваррской, pazza
[16]
, и ты найдешь своего любовника у нее.
– О-о! – всхлипнула г-жа де Сов. Екатерина пожала плечами.
– А ты, чего доброго, ревнива! – заметила королева-мать.
– Кто, я? – спросила г-жа де Сов, собрав последние силы.
– Да, ты! Любопытна я видеть ревность француженки.
– Ваше величество, – отвечала г-жа де Сов, – но ведь я могла бы ревновать разве что из самолюбия! Ведь я люблю короля Наваррского только потому, что так нужно вашему величеству!
Екатерина задумчиво смотрела на г-жу де Сов.
– В конце концов, может статься, ты говоришь правду, – тихо сказала она.
– Ваше величество, вы читаете у меня в душе!
– А мне ли предана эта душа?
– Приказывайте, ваше величество, и вы убедитесь в этом!
– Хорошо, Карлотта! Но раз ты жертвуешь собой потому, что так нужно, то имей в виду: мне нужно, чтобы ты горячо любила короля Наваррского, а главное, чтобы ты была очень ревнивой, ревнивой, как итальянка.
– А как ревнуют итальянки, сударыня? – спросила -Шарлотта.
– Это я расскажу тебе после, – ответила Екатерина и, раза три кивнув головой, вышла так же медленно и молча, как вошла.
Ее глаза с расширенными зрачками, как у пантеры или кошки, сохранявшие, несмотря на это, всю глубину и ясность своего взгляда, так напугали Шарлотту, что она была не в силах и слова сказать королеве-матери; она затаила дыхание и перевела дух только когда услышала звук захлопнувшейся двери, а Дариола пришла сказать, что страшный призрак наконец исчез.
– Дариола, – сказала Шарлотта, – придвинь кресло к моей постели и посиди со мной, пожалуйста, а то я боюсь оставаться ночью одна.
Дариола исполнила ее желание, но, несмотря на общество горничной, всю ночь сидевшей около нее, несмотря на свет лампы, которую они для большего спокойствия оставили гореть, г-жа де Сов заснула лишь под утро – так долго еще гудел у нее в ушах металлический голос Екатерины.
Хотя Маргарита заснула только на рассвете, она проснулась, едва лишь раздались звуки труб и лай собак. Она тотчас же встала и умышленно надела домашнее утреннее платье. Затем она позвала придворных дам и приказала привести в переднюю дворян из свиты короля Наваррского; после этого, отворив дверь в кабинет, где находились под замком Генрих Наваррский и Ла Моль, она ласковым взглядом поздоровалась с молодым человеком и обратилась к мужу.
– Послушайте, государь, – сказала она, – внушить моей матери то, чего нет, – это еще не все: мы должны убедить весь двор, что между нами царит полное согласие. Но вы не тревожьтесь, ваше величество, – со смехом прибавила Маргарита, – и хорошенько запомните мои слова, почти торжественные в этой обстановке: сегодня я в первый и последний раз подвергаю вас такому мучительному испытанию.
Король Наваррский улыбнулся и приказал впустить своих дворян. В то время как они его приветствовали, он сделал вид, будто лишь сейчас заметил, что его плащ остался на постели королевы, извинился перед ними за свой незаконченный наряд, взял плащ из рук покрасневшей Маргариты и, накинув его на левое плечо, застегнул драгоценной пряжкой. Затем, обратясь к дворянам, принялся расспрашивать их о городских и дворцовых новостях.
Маргарита краем глаза наблюдала на лицах окружающих дворян едва заметное удивление по поводу вдруг обнаружившейся близости между королем и королевой Наваррскими, и тут в сопровождении не то трех, не то четырех дворян явился дежурный офицер и доложил о приходе герцога Алансонского.
Чтобы заманить герцога, Жийоне достаточно было сказать ему, что король Наваррский провел ночь у своей жены.
Франсуа вошел так стремительно, что, расталкивая придворных, чуть не сбил с ног тех, кто шел впереди него. Первый взгляд он бросил на Генриха. Затем перевел глаза на Маргариту.
Генрих любезно поклонился. Маргарита придала своему лицу выражение полного блаженства.
Затем герцог беглым, но пытливым взглядом окинул комнату: он заметил и раздвинутый полог кровати, и смятую двухспальную подушку в изголовье, и шляпу короля, лежавшую на стуле.
Герцог побледнел, но тотчас взял себя в руки.
– Брат Генрих, вы придете сегодня утром играть с королем в мяч? – спросил он.
– А разве король оказал мне честь и выбрал меня своим партнером? – спросил, в свою очередь, Генрих. – Или это ваше внимание ко мне, любезный шурин?
– Вовсе нет, король не говорил об этом, – немного смешавшись, ответил герцог, – но ведь обычно он играет с вами?
Генрих усмехнулся: столько важных , событий произошло со времени их последней игры, что не было бы ничего удивительного, если бы Карл IX взял себе других партнеров.
– Я приду, брат! – улыбаясь, сказал Генрих.
– Приходите, – молвил герцог.
– Вы уходите? – спросила Маргарита.
– Да, сестра.
– Вы спешите?
– Очень спешу.
– А если я попрошу вас уделить мне несколько минут?
Маргарита так редко обращалась к брату с подобной просьбой, что он смотрел на нее то краснея, то бледнея.
«О чем она хочет с ним говорить?» – подумал Генрих, удивленный не меньше, чем герцог.
Маргарита, словно догадываясь, о чем думает ее супруг, повернулась к нему.
– Если вам угодно, вы можете идти к его величеству, – сказала она с очаровательной улыбкой. – Тайна, в которую я хочу посвятить моего брата, вам уже известна, а в моей вчерашней просьбе, связанной с этой тайной, вы, ваше величество, в сущности, мне отказали, и я не хотела бы, – продолжала Маргарита, – снова докучать этой просьбой, видимо, вам неприятной.
– В чем дело? – спросил Франсуа, с удивлением глядя на обоих супругов.
– Так, так! Я понимаю, что вы имеете в виду, – покраснев от досады, сказал Генрих. – Поверьте, я очень сожалею, что больше не свободен в своих действиях. Но хотя я не могу предоставить графу де Ла Молю надежное убежище у себя, я вместе с вами готов препоручить лицо, которое вас интересует, моему брату, герцогу Алансонскому. Быть может даже, – добавил он, желая подчеркнуть слова, выделенные нами курсивом, – брат мой найдет и такой выход, который позволит вам оставить господина де Ла Моля... здесь... близ вас... Это было бы самое лучшее, не правда ли?
