Метались официанты, хватаясь за головы, из кухни выскакивали усатые повара, наперебой ругались, умоляли прекратить этот вандализм, кричали, что уже вызвали полицию. «А мы виноваты?» – думал Глеб, разбивая пустой бутылкой от «Anejo» чью-то дурную голову (отличная, кстати, текила, самая дорогая, с выдержкой не менее шести лет). За полторы минуты помещение ресторана обрело такой вид, будто по нему пронеслась орда остготов. Перевернутые столы, сломанные стулья, битая посуда, остатки еды, разбросанные по полу. Стонали люди, кто-то полз, держась за голову, оставляя за собой кровавую дорожку. Не желающие ввязываться в драку жались к стенке, выкрикивали ругательства, подбадривали «соплеменников». Самые отчаянные продолжали наседать, размахивая кулаками и ножами и перекрывая спецназовцам путь к выходу.
– Хватайте их! – вопил рябой тип, выбежавший из кулуаров. – Кто они такие?! Они заплатят за все, что натворили!!
«Из министерства мы, – прошептал Глеб, – по созданию чрезвычайных ситуаций».
– Но это несправедливо, – хрипел Мишка. – Это двойные стандарты… Ведь если разобраться, нас спровоцировали…
Последний рывок – бросились дружно, могучей кучкой. И столько ярости, драйва, напора… что мексиканцы дрогнули, те, кто не успел попасть под горячую руку, бросились врассыпную, а те, кто успел, торопливо отползали, чтобы их не раздавили обломки мебели.
– Слон в летнюю ночь… – хохотал Мишка, отвешивая тумаки направо и налево.
– Или сон в посудной лавке… – подпрыгивала Маша, истекая адреналином.
«Что же мы творим?» – мрачно думал Глеб, отшвыривая стол – последнее препятствие на пути к свободе.
Прибыло «подкрепление», трое крепко сбитых парней, явно не понаслышке знакомых со спортзалом, влетели в зал, быстро сориентировались. Но атака захлебнулась: их уже мутузили, отправляя кого в нокаут, кого в нокдаун. Мишка проделал кувырок, распрямился в воздухе, словно гимнаст; молниеносное движение стопой – и последний из «крайних» отправился в закрученный полет, гремя остатками челюсти.
– Ты мне руку отдавил… – возмущалась Люба.
– А что, мне в воздухе повиснуть? – отбивался Мишка. – И вообще, Любаша, не ори на то, обо что бьешься!
До выхода оставались метры. Те из драчунов, кто не желал обретать увечья и травмы, предусмотрительно отступали, шипя и сверкая глазами. Зал лежал в руинах, пострадавшие стонали.
– Как хорошо, что это не наш дом! Я бы такого у себя в квартире не позволила, – бормотала Маша, со страхом озирая то, что они натворили. И как все это сочеталось с «правительственной» миссией, и сколько десятилетий нужно провести в тюрьме, чтобы искупить вину за содеянное? Мишка дожимал какого-то бедолагу, отступая к двери, выворачивал его, ноги у несчастного стучали по полу, он изливался пеной.
– Отпусти его, – буркнул Глеб, – это же не тюбик, в котором кончилась зубная паста.
Мишка отшвырнул от себя обузу – и тот, как паук, перебирая лапками, куда-то пополз. Мизансцена выглядела отвратительно. Сбившиеся в кучку спецназовцы с кулаками наперевес, прикрывая друг другу спины, ждали «продолжения банкета». Но все уже кончилось. Посетители заведения теснились у стен, со страхом глядя на странных туристов. Все помещение было залито кровью. Летальных исходов, по счастью, избежали – погуляли славно, но зная меру. Глеб извлек из кармана три купюры по пятьсот песо, поманил официанта. Тот в ужасе замотал головой. Глеб пожал плечами, вторично продемонстрировал три купюры и приколол их на гвоздь, торчащий из стены, дабы не обвинили в отказе оплачивать заказ.
– Ну, пошли, – вздохнул он, – с достоинством, но быстро. Нет желающих исполнить гимн России? Черт бы вас побрал…
На улице уже орали полицейские сирены, визжали тормоза, хлопали двери. Достойного отхода не получилось.
– Атас, братва! – крикнул Глеб, устремляясь к выходу. – Мы обязаны прорваться! И прошу не забывать, что на красный свет нужно не идти, а бежать!
Прижавшиеся к стенам люди стали что-то выкрикивать, и через мгновение вся разъяренная толпа (из тех, кто еще сохранил способность передвигаться) хлынула из зала вдогонку за спецназовцами. Те оказались между двух огней, и стало страшно.
– Ой, мамочка, я сейчас рожу… – бормотала Любаша, у которой от всех этих страстей потекла косметика, и она выглядела потрясающе. – Машка, кончай на пятки наступать, да что же это такое.
Они вывалились на улицу, а там уже все орало, мигало и переливалось. Ну, прямо Новый год, хоть былину слагай – «Сказ про то, как русские спецназовцы в Мексике отдыхали». Хорошо, что рядом не было освещенных зданий, фонари не горели, темными шапками громоздились кусты и клумбы. Напротив входа остановились три полицейских джипа; из них выскакивали люди в форме, бежали к зданию, вытаскивая пистолеты.
– Все трое – направо, и в кусты, – скомандовал Глеб. – Я отвлеку полицию. И живо, не спорить тут со мной!
Он бежал без оглядки, чувствуя, что своих уже нет – умеет спецназ сливаться с темнотой, а сзади безмозглая толпа наступала на пятки. Он спрыгнул с крыльца, засеменил, махая руками, к рослому полицейскому, который мчался ему наперерез, судорожно расстегивая кобуру.
– Они там! – закричал Глеб, мобилизуя все свои знания испанского языка. – Эти ублюдки в толпе, это они учинили бойню! Помогите, офицер, они пытаются скрыться!
Если что-то выиграл, то не больше десятка секунд. Полицейский растерялся, стал шнырять глазами. А те, что спрыгивали с крыльца, вопили во все луженые глотки и тыкали пальцами в Глеба: вот он, один из «тех»!
– А ну-ка, задержись, приятель! – схватил его за шиворот коп.
Но Глеб уже подсек ногу, добавил под дых, перепрыгнул через лежачего полицейского и помчался в темноту, где выделялись в ароматном вечернем воздухе кучки декоративных опунций. Устал он уже от этой акробатики, центр тяжести сместился в ноги, и прыжок, мягко говоря, не удался. Он споткнулся о возвышение, извернулся в воздухе – и приземлился мягким местом на колючки кактуса! Свет померк в глазах, боль разразилась дикая, и мягкое место капитана Дымова сделалось жестким, колючим и каким-то неродным. Тысяча чертей! Как с пресловутым «ружьем на стене в первом акте» – если фигурирует в деле кактус, то сто процентов, что сядешь на него! Чертыхаясь, Глеб подпрыгнул и понесся по клумбе. А вслед за ним уже летела толпа – полицейские, штатские, работники ресторана «La Cantina»… Захлопали выстрелы, и он горячо понадеялся, что стреляли в воздух. Оглянулся – толпа уже рядом! Кто-то повторил его незадачливый опыт, поскользнулся и влетев легкодоступным местом в ершистую опунцию, залился благим матом. Глеб прибавил ходу, включил «форсаж», выскочил на Лагуна Маромас, где по-прежнему было многолюдно (хотя уже не так), и люди от него шарахались, тыкали пальцами. Он развернулся на девяносто градусов, помчался в сумрачный переулок, где не функционировал ни один фонарь. Обернулся на бегу – толпа меняла направление, змеился человеческий ручеек. Кто-то вознамерился срезать через кустарник, да так и застрял в ветвях – ни туда, ни обратно. «Вылитый Остап Бендер, удирающий из Васюков от разъяренных любителей шахмат», – не без гордости подумал Глеб.
