Туманов передал фонарь пулеметчику:
– Ну-ка, сержант, посвети...
Полковник отодвинул стоящую в нише статую какого-то местного святого, потом засунул пальцы в незаметные даже при свете щели по краям каменного блока, ничем не отличающегося от остальных. С силой потянул камень на себя, и блок неожиданно легко выскочил ему в руки и ударился в грудь. Туманов чертыхнулся и опустил камень на пол. Затем проделал ту же операцию со вторым камнем. Этот вышел из пазов без подвоха. Сержант подошел ближе и посветил в черное нутро тайника. Есть! Контейнер стоял там, где Туманов его и оставил, заполняя собой почти весь объем. Он осторожно вытащил ящик и, опустив его на пол, вставил оба камня на место, задвинул обратно статую – незачем тайник засвечивать, даже если больше не пригодится. Потом подозвал пулеметчика:
– Ну-ка, сержант, помоги.
Они вытащили ящик наверх, поднявшись по винтовой лестнице, и опустили на стоявший в коридоре старый обшарпанный стол. Сержант с удивлением заметил на крышке русские буквы, прислонил свой «Миними Пара» к стене и машинально потянулся к защелкам:
– Ни фига себе...
– Не трогай! – Едва не сорвавшийся на крик голос командира заставил руку сержанта замереть на полдороге. – Откроешь – маму больше не увидишь.
Пулеметчик, разглядев на боковине крышки ромб с изображением черепа над скрещенными костями, мысленно успел поблагодарить и господа, и полковника, прежде чем рука его отдернулась словно сама собой. Туманов в этот момент с облегчением разглядел, что колесики кодового замка по-прежнему выставлены в окошке на три нуля, причем цифра на среднем колесе все так же сдвинута чуть ниже соседних. Похоже, никто не пытался открыть ящик. После того как он сменил код и в соответствии с приказом, ничего не сказал об этом Мендосе.
– Командир! – до них донесся встревоженный голос медика. – Идите сюда! Вам стоит на это посмотреть.
И они посмотрели. «Объект», некогда весьма приличный загородный дом, сейчас больше напоминал наскоро сварганенную тюрьму или что-то в этом роде. Уродов в комнатах за железными дверями оказалось несколько десятков. У одних не было пальцев на руках и ногах, другие с лица и вовсе напоминали полусгнивших покойников... Второй этаж, похоже, частично использовался под склад и казарму для охраны. Здесь же был и кабинет того, кто заведовал этим кошмарным заведением. Добрая половина помещений и вовсе пустовала. Полковник потянул на себя дверь кабинета и замер от вскрика:
– О, господи!
Туманов обернулся и увидел нешуточный испуг на лице медика, переводившего взгляд с таблички на двери на плакаты явно медицинского содержания на стене напротив. Похоже, на рисунках были изображены симптомы какой-то жуткой болезни. Но пулеметчик отреагировал первым:
– Док, вы что?
Но тот проигнорировал вопрос, обращаясь к полковнику:
– Командир, я не очень-то знаю испанский, но я вам и без перевода скажу, что на этих картинках описаны симптомы лепры!
– Что?
– Лепра, у нас ее еще называют «проказа». Слышали про такую? Тяжелое инфекционное заболевание. У людей, которые заперты внизу – все симптомы. Похоже, здесь теперь лепрозорий... Это как гетто для больных.
Словно опасаясь, что его не будут слушать, лейтенант заговорил быстро, едва не глотая слова:
– В Средние века проказа считалась совершенно неизлечимой – больных изгоняли из городов, их дома сжигались...
– Короче! – Полковник решительно прервал начавшийся было экскурс в историю медицины. Он уже понял, что предчувствие его не обмануло. А он-то думал, в чем подвох. Оригинально, однако... Медик перевел дух и продолжил уже спокойнее:
– Лепра передается воздушно-капельным путем и через кожные контакты. В настоящее время различают три вида лепры. Первые два типа не слишком опасны и излечимы на любых стадиях. Третий – излечим лишь на ранней стадии при условии дезинфекции, переливания крови и курса лечения. Далее заболевание необратимо. – Медик сделал паузу и заговорил еще медленнее: – Мы заражены, командир. У нас ведь нет никаких средств защиты от подобных инфекций. Мы дышали с ними одним воздухом, прикасались к тем же вещам. Достаточно долго, чтобы я мог быть уверен. Вопрос только в том, какой тип лепры «лечат», – тут лейтенант поморщился, – в этом лепрозории... и что, соответственно, мы подцепили...
– Ты можешь определить, каким типом этой... лепры мы заразились?
– Думаю, что да. Но у меня нет всего необходимого для тестов, хорошо бы для верности посмотреть их документацию. Только я не уверен, что все смогу перевести.
– Я помогу с переводом, – сказал Туманов и озвучил вопрос, волновавший всех троих: – Сколько у нас времени в худшем случае?
* * *
Когда лейтенант закончил с тестами, а полковник – просматривать документацию лепрозория, в комнатке повисло тягостное молчание. Пулеметчик, который не был подкован ни в медицине, ни в испанском языке, взял на себя наблюдение за окрестностями. Он как раз вошел в кабинет, явно собираясь что-то сообщить, но увидел мрачные лица и спросил лишь:
– Что вы накопали?
Лейтенант отвернулся и куда-то в стену медленно сказал каким-то виноватым голосом:
– У нас у всех третий тип. Самый опасный. Здесь нет никаких лекарств. У меня с собой тоже нет, я имею в виду – для борьбы с подобными инфекциями. Если мы не получим помощь в течении двух дней, трех дней максимум, нам уже ничто не поможет.
– А как же прививки, которыми нас истыкали перед заброской? – с тайной надеждой полюбопытствовал командир.
– Есть надежда, но очень слабая, что они замедлят развитие болезни. Но лишь на день-два, не больше, – неуверенно ответил медик.
– Значит, у нас есть от трех до пяти дней... Что у тебя, сержант? – Полковник перенес новость не в пример легче. По крайней мере, так это выглядело. – По-моему, ты что-то хотел сказать.
Пулеметчик собрался ответить, но успел лишь открыть рот. В командирском рюкзаке зазвонил спутниковый телефон. На дисплее высветился знакомый длинный номер. В трубке громко и четко прорезались не менее знакомые самодовольные интонации голоса Хорхе Мендосы.
– Ну что, Мигель, нашел ящичек?
– Сукин сын, ты ведь знал, куда нас отправил?! – мгновенно вскипел Туманов. – Почему ты нас подставил?
– Конечно, конечно, я знал. Я знал, кто эти новые хозяева. Министерство здравоохранения Гондураса. Понимаешь ли, мой родственник, мир его праху, помер через пару лет после нашего с тобой совместного визита в эти места. И дом поменял хозяина. Но я не виноват, что так вышло. Когда его вдова хотела избавиться от дома, я не мог здесь показаться – меня бы просто убили как сандиниста. Чтобы купить на подставное лицо, денег не хватило. А потом было уже поздно. В доме устроили лепрозорий. Все равно он стоял заброшенный и ни на что больше не годился. Ведь никто не знал, в чем его ценность. Но, Мигель, ты не прав, я вас не подставил – просто каштаны лучше таскать из огня чужими руками... А теперь успокойся и выслушай меня внимательно. На ящике – ваша маркировка. На вас – американская форма. Теперь можешь глянуть в окно. Эти гондурасские военные... Они ведь не будут разбираться, как давно вы заразились и заразились ли вообще. Из лепрозория вас никто никогда на свободу не выпустит. У здешних больных, если ты не знаешь, проказа самой тяжелой формы. Раскрою тебе еще один маленький секрет – одна фармацевтическая корпорация периодически испытывает здесь экспериментальные лекарства от лепры. И знаешь, они помогают. Но пока лишь тем, кто заразился не больше двух-трех дней назад. Так что еще немного – и вам не помогут самые лучшие лекарства. Вы уже почти смертники, Мигель, больные проказой гниют заживо. В Россию вас таких тоже возвращать не станут. Связать гибель самолета на болотах и ваше появление в доме ничего не стоит... От вас все откажутся – понимаешь? А теперь предлагаю выгодный обмен: ты мне отдашь контейнер с вирусами, скажешь код замка, я уверен, что ты его поменял, если не тогда, то сейчас, а я помогу тебе выбраться из западни и предоставлю первую помощь. И мы с тобой останемся друзьями. Что скажешь? Ты, конечно, можешь погеройствовать, но зачем? Вам все равно не прорваться. А ваша смерть не решит всех проблем. Даже если ты уничтожишь вирусы. Гринго для скандала хватит и пустого контейнера – главное, что на нем будет русская маркировка, а экспертиза докажет, что в нем содержались совсем не средства для мытья посуды. Я ведь знаю, твоему начальству нужны, по большому счету, не вирусы, а уверенность в том, что гринго не смогут воспользоваться ими. Даже не самими вирусами, а возможностью раздуть из факта их существования международный скандал. То есть твое начальство вполне устроит, если этот контейнер просто исчезнет. Скажете, что кто-то пытался его открыть, за двадцать лет кто угодно мог попытаться, но этот кто-то не знал кода, и содержимое контейнера попросту самоуничтожилось. Что молчишь? Я могу тебе поклясться, что я делаю это вовсе не для гринго. Кстати, не хотелось бы на тебя давить, но все же... Поспеши с ответом, ладно? А то у местных военных, при всей их бедности, есть кое-какое электронное оборудование. Простое, даже примитивное, но очень эффективное, к сожалению. Блокирование спутниковой связи – всего лишь вопрос времени. Причем ближайшего времени. Если ты не успеешь ответить – я ничем не смогу тебе помочь.
