– Где он находился?
– В Лионе.
– А кто извлек ее в Лионе из-под подушки адвоката?
– Один из моих хороших друзей.
– Чем занимается твой друг?
– Проповедует.
– Так, значит, это монах?
– Вы угадали.
– И его зовут?..
– Горанфло.
– Что?! – вскричал Генрих. – Этот мерзкий лигист, который произнес такую поджигательскую речь в Святой Женевьеве, тот, что вчера поносил меня на улицах Парижа?!
– Вспомни Брута, он тоже прикидывался безумным…
– Так, значит, он великий политик, этот твой монах?
– Вам приходилось слышать о господине Макиавелли,
[128]
секретаре Флорентийской республики? Ваша бабушка – его ученица.
– Так, значит, монах извлек у адвоката пергамент?
– Да, вот именно извлек, силой вырвал.
– У Николя Давида, у этого бретера?
– У Николя Давида, у этого бретера.
– Так он храбрец, твой монах?
– Храбр, как Баярд.
[129]
– И, совершив подобный подвиг, он до сих пор не явился ко мне, чтобы получить заслуженное вознаграждение?
– Он смиренно возвратился в свой монастырь и просит только об одном: чтобы забыли, что он оттуда выходил.
– Так он, значит, скромник?
– Скромен, как святой Крепен.
– Шико, даю слово дворянина, твой друг получит первое же аббатство, в котором освободится место настоятеля, – сказал король.
– Благодарю за него, Генрих, – ответил Шико.
А про себя сказал: «Клянусь честью! Теперь он очутился между Майенном и Валуа, между веревкой и доходным местечком. Повесят его? Аббатом сделают? Тут нужно о двух головах быть, чтобы угадать. Как бы то ни было, если он все еще спит, он должен видеть в эту минуту престранные сны».
Глава X
Этеокл и Полиник
[130]
День Лиги шел к концу с той же суетой и блеском, с какими он начался.
Друзья короля радовались; проповедники Лиги готовились канонизировать брата Генриха и беседовали о великих военных деяниях Валуа, юность которого была столь выдающейся, подобно тому как в былые времена беседовали о святом Маврикии.
Фавориты говорили: «Наконец-то лев проснулся». Лигисты говорили: «Наконец-то лиса учуяла западню».
И так как ведущая черта французского характера – самолюбие и французы не терпят предводителей, которые ниже их по уму, даже сами заговорщики восторгались ловкостью короля, сумевшего всех провести.
Правда, главные из них поспешили скрыться.
Три лотарингских принца, как известно, умчались во весь опор из Парижа, а их ближайшее доверенное лицо, господин де Монсоро, уже собирался покинуть Лувр, чтобы приготовиться к погоне за герцогом Анжуйским.
Но в ту минуту, когда он вознамерился перешагнуть через порог, его остановил Шико.
Лигистов во дворце уже не было, и гасконец не опасался больше за своего короля.
– Куда вы так спешите, господин главный ловчий? – спросил он.
– К его высочеству, – ответил кратко граф.
– К его высочеству?
– Да, я тревожусь за монсеньора. Не в такое время мы живем, чтобы принцы могли путешествовать по дорогам без надежной охраны.
– О! Но он так храбр, – сказал Шико, – просто бесстрашен.
Главный ловчий поглядел на гасконца.
– Как бы то ни было, – продолжал Шико, – если вы беспокоитесь, то я беспокоюсь еще больше.
– О ком?
– Все о том же его высочестве.
– Почему?
– А вы разве не знаете, что говорят?
– Что он уехал, не так ли! – спросил граф.
– Говорят, что он умер, – еле слышно шепнул Шико на ухо своему собеседнику.
– Вот как? – сказал Монсоро с выражением удивления, не лишенного доли радости. – Вы же говорили, что он в пути.
– Проклятие! Меня в этом убедили. Я, знаете, настолько легковерен, что принимаю за чистую монету любую чепуху, которую мне наболтают. А сейчас у меня есть все основания думать, что если он и в пути, бедный принц, то в пути на тот свет.
– Постойте, кто внушил вам такие мрачные мысли?
– Он возвратился в Лувр вчера, верно?
– Разумеется, ведь я вошел вместе с ним.
– Ну вот, никто не видел, чтобы он вышел.
– Из Лувра?
– Да.
– А Орильи где?
– Исчез!
– А люди принца?
– Исчезли! Исчезли! Исчезли!
– Вы меня разыгрываете, господин Шико, не так ли? – сказал главный ловчий.
– Спросите!
– У кого?
– У короля.
– Королю не задают вопросов.
– Полноте! Все зависит от того, как к этому приступить.
– Что бы то ни было, – сказал граф, – я не могу оставаться в подобном неведении.
И, расставшись с Шико или, вернее, сопровождаемый им до пятам, Монсоро направился к кабинету Генриха III.
Король только что вышел.
