Удар обрушился на голову Андрея – и все, что было раньше, стало таким далеким, пустяковым…
Тьма рассасывалась долго. Куприн витал в замороженных лабиринтах ада, недоумевая, почему здесь так холодно? В аду, если это нормальный человеческий ад, свирепствует раскаленное пекло! Он не мог окончательно очнуться, застрял между там и здесь, но чувствовал, что лежит, связанный по рукам и ногам, на грязном деревянном полу, голова вывернута, затылок упирается в стену. Не самая удачная поза для отдыха – врачи уверяют, что если часто пребывать в таком положении, затрудняющем приток крови к мозгу, можно получить инсульт…
Андрей извернулся, голова упала на пол. Рядом что-то завозилось, закряхтело… и не стало комментировать то, что он ударил его ботинком по ноге. Куприн приподнял голову, стал старательно наводить фокус. Он лежал на полу в большом, совершенно пустом сарае. Высокий потолок с подгнивающими стропилами, путаница балок, изъеденных тлей. В торце сарая закрытая дверь, напротив – окно. Стекла в окне имелись, но были просто вставлены внахлест. В районе окна покачивался на веревке мощный армейский фонарь. Он освещал лишь часть пространства, а в том углу, где лежал Андрей, было темно. За «бортом» свирепствовал ветер, теребил незакрепленные элементы кровли – разгулялся не на шутку индейский бог ветра Huracan…
Заскрипела дверь, и показались двое – размытые, практически пятна, но, похоже, представители сильной половины человечества. Они не стали подходить, убедились, что в сарае все спокойно, и начали негромко совещаться. Андрей напрягся; он должен знать, что тут происходит.
– Глупости, Деррик, мне кажется, они простые пешки… – различил он голос, говорящий по-английски, но с характерным американским произношением. – Зря мы с ними связались, они не скажут ничего интересного. Проблем и так хватает. Отдадим этих парней крокодилам, пусть сожрут их вместе с одеждой… Нас всего двое, громилы Сабатеро уехали, опасно тут сидеть…
– Подождем еще немного, Уэсли, – отозвался собеседник. – У нас действительно такая куча проблем внутри этой гребаной матрицы, что мы не можем пренебрегать шансом решить хоть одну из них. Подождем, пока приедут Пол с ребятами – они нарисуются через полчаса… если эта долбаная «Айрин» их не задержит. А если с русскими прокол – ну что ж, крокодилы всегда не прочь перекусить…
Двое удалились, закрылась дверь. Андрей напрягся, руки, связанные за спиной лентами из нервущейся синтетики, пока еще шевелились. Делать было нечего, он перевернулся на бок и принялся исследовать пальцами характер «креплений».
– Где я, господи? – прохрипел Генка, впиваясь в него острой коленкой. – Башка трещит, как с похмелья…
– Так тебе господь и скажет, – проворчал Проценко, лежащий позади него. – Ох и стыдно, товарищи офицеры, ох и стыдно… Попались, как неопытные воришки. Хваленая десантура, блин! Отметелили, связали, привезли в сарай, спать уложили, тьфу… Надеюсь, все меня слышат?
– Мы даже видим тебя… – Андрей приподнялся на плече, разглядел копошащееся в полумраке тело и рухнул обратно – пронзительная боль расколола череп. – Все целые? – простонал он.
– Ну, это относительно, – проворчал Генка. – Такое состояние, словно передаю вам пламенный привет из горящего танка. Последний раз так меня отделывали в… – Он задумался. – Впрочем, нет, когда мы на первом курсе, переодевшись в гражданку, навестили дискотеку в женском общежитии, расположенном в злачном пролетарском районе, нас отделали хоть и жестко, но не так. А что вы хотели, коллеги? Мы сунулись со своим уставом в чужой монастырь, а тут такие дела творятся… Кто там приходил, Андрей Николаевич? Ты у нас знаток великого и могучего английского языка…
– Американцы, – отозвался Андрей. – Собираются скормить нас крокодилам, если не сольем им полезную информацию. Впрочем, если сольем – все равно скормят.
– О нет, только не крокодилам… – взмолился лежащий слева Крикун. – Ненавижу крокодилов. Сволочи… – зарычал он и принялся извиваться «восьмерками». – Мужики, клянусь, я прикончу их всех и буду пить водку из их черепов!
– Сильное заявление, – оценил Генка. – Скажи, Андрей Николаевич, а у нас имеется полезная для американцев информация?
– Лично у меня – нет, – проворчал Андрей. – Подозреваю, что у вас – тоже.
Он, кажется, нащупал то место, где крепились узлы, – нащупал безымянным и средним пальцами и теребить мог только ими – остальные пальцы не дотягивались. Такими «нежными поглаживаниями» он будет освобождаться вплоть до Дня защитника Отечества…
– Получается? – с надеждой потянулся к нему Генка. Он уже понял, чем занимается Куприн. – А вот у меня ни хрена, не могу достать… Давай, командир, действуй энергичнее, терпение и труд все твои веревки перетрут. Я же знаю, откуда ты только не выпутывался… Кстати, слово забыл, – задумался Генка. – Как это называется, когда фокусник освобождается во время проведения фокуса?
– Сколько букв? – хрюкнул Проценко.
– Эскапизм… – прокряхтел Андрей. У него действительно что-то стало получаться. Видно, не только российские десантники допускают промашки в работе. – Гудини был спецом по этим штукам – откуда он только не выпутывался… Кстати, не путайте эскапизм с приапизмом.
– А это что за хрень? – удивился Крикун.
– А это эрекция без уважительных на то эротических причин, – объяснил Андрей. – Если объяснить простым языком: торчит всегда, торчит везде, и хоть ты тресни. Я слышал, очень болезненно и неприятно.
– Ужас какой, – изумился Крикун. – И такое бывает?
– Ну, не знаю, – засомневался Генка. – Может, и страшная болезнь, но, наряду со своими пагубными симптомами, она обладает одним неоспоримым достоинством… надеюсь, не нужно объяснять каким? – И захрюкал, словно лежал не в сарае с перспективой отправиться на завтрак крокодилам, а в комфортабельном гостиничном номере. – Ты уже провел свой… этот, как его… приапизм, Андрей Николаевич?
– Издеваешься? – возмутился Куприн. – Тут работы, как на разборе завалов…
– Ей-богу, книгу напишу, если выживу, – внезапно заявил Проценко. – Чего вы ржете, я серьезно. На работе гараж охраняю, ночами делать нечего, фильмы уже не лезут – взялся в тетрадке чиркать. Наброски разные, эпизоды из жизни. Вроде получается… правда, не показывал еще никому. Вам уж точно не покажу – осмеете, опозорите…
– Напиши, – разрешил Андрей. – Вот все, что с нами было, то и напиши. Имена для смеха можешь не изменять – чтобы быстрее посадили. И назови как-нибудь эффектно, например, «Тупое мочилово на Карибах». Или «Господа лопухи»…
– Кончай шутить, Андрей Николаевич, – проворчал Крикун. – Все равно мы твоих шуток не понимаем. Давай-ка я повернусь к тебе спиной, и вместе попробуем распутать твои узлы…
Возможно, они и сумели бы освободиться, но тут опять заскрипела дверь, и вторглись двое. Десантники застыли, заскрипели зубами от злости. А те подходили – вкрадчиво, по-лисьи, плавно обрисовываясь в зоне света. Относительно молодые, по тридцать с хвостиком, оба плотно сбитые, в одинаковых ветровках с капюшонами. Один остался в стороне, вынул из-за пояса руку с пистолетом и сунул ее в карман ветровки, отчего карман оттопырился. Второй подошел поближе – при этом лицо его вновь оказалось в зоне мрака, – осмотрел лежащих и опустился на корточки за пару метров от Андрея. Он тоже вынул пистолет и пристроил его на колено.
