Андрей вынул из пачки сигарету и медленно раскурил.
– Разве я сказал тебе тогда, Бедовый, что не разговариваю с тобой по причине неуважения?
Толян не стал морщиться, как Зебра, но внимательно посмотрел на собеседника и тихо заговорил.
– Мне не нужно много уважения, Летун. Мне хочется постоянного общения и малой толики внимания. А вместо этого ты приходишь и просишь деньги.
– Я их еще не просил.
– Какая разница? – равнодушно заметил Бедовый. – Через минуту попросишь.
Сказать, что он имел впечатляющую внешность, какую постоянно рисуют в образах авторитетов кинорежиссеры, было нельзя. Смотрящий за шестым бараком был того же роста, что и Андрей, вес его был тот же и возраст, пожалуй, тоже. Не было наколок, подтверждающих его статус, во взгляде отсутствовало презрение. И сейчас, после его коротких фраз, из которых он составлял свой разговор с Литуновским, последнему стала ясна еще одна истина. Бедовый настолько авторитетен, что не имеет нужды подчеркивать это дополнительным куражом. Андрею на воле немало пришлось пообщаться с ему подобными, но ни в одном он не видел столько уверенности, спокойствия и расположенности. Хвойный воздух и свежий ветер выветривают, по всей видимости, все лишнее, оставляют главное и заставляют человека с этим жить. И сейчас нужно было признать, что доводы лагерного авторитета, больше похожие на академическое мнение, были вески и убедительны. Настолько убедительны, что Андрей на секунду растерялся.
Трудно говорить с человеком, когда вокруг поют птицы, лес дышит свободой – ему безразлично, что опутан колючей проволокой, сердце бьется от понимания возможности покинуть эти места и боязни за то, что этого может не случиться лишь по причине того, что у сидящего напротив человека окажется неподходящее настроение.
– У человека есть тайны, ты прав, – давя в горле комок, произнес Литуновский. – Однако отказывать в просьбе, потому что я не слишком общителен, неправильно.
– Ты хочешь рассказать мне о том, что правильно, а что нет? – удивился Бедовый. – Кстати, я ничего не понял из того, что ты сказал. Тем не менее кажется, что ты прав. Зачем тебе деньги? Ты проигрался?
– Я не играю в карты.
– Проспорил?
– Я тут ни с кем не спорю.
– Это ты правильно делаешь, – похвалил Толян. – Тогда объясни мне, Летун, на что хочет потратить две с половиной тысячи рублей человек, носящий на груди бирку с номером отряда смертников? Я не вижу поблизости ни магазина, ни бара, ни, на худой конец, ни одной проститутки. По этой причине, услышав просьбу, я потерялся в догадках.
– Толян, – тихо позвал Колода. – В строй кличут.
Так-так-так-так…
Фьюииить!..
«Я отсюда никогда не выйду. Цыца, 1960 г.».
– Я дам тебе две с половиной.
У Литуновского оборвалось сердце.
– И не спрошу, зачем они тебе.
Перед глазами Андрея вновь замаячило фото, где Вика с сыном. Он согласился бы и на то, если бы ему сейчас прибавили к жизни семнадцать с половиной лет и он оказался рядом с семьей в возрасте пятидесяти восьми лет. И даже не расстраивала перспектива оказаться бессильным в постели и выглядеть дедушкой рядом с прекрасной молодой женой.
– Но запомни. Если ты хотя бы во сне произнесешь мое имя, семнадцати лет тебе не сидеть. Ты не просидишь и месяца. Недели не просидишь. Я не знаю, как ты собираешься это делать, но через месяц после этого разговора тебя найдет человек от меня, и ты выдашь ему пятьдесят тонн баксов. Мне кажется, это справедливо, Летун. И запомни самое главное. Опасайся соблазнов.
– Что это значит? – Понимая, что дело сделано, Литуновский стал принимать свой обычный, чуть напряженный вид.
– Ты о пятидесяти тоннах или соблазнах?
– О соблазнах.
Бедовый встал и медленно пошел в сторону построения, где уже вовсю бушевал конвой. Овчарки вымаливали разрешения хозяев порвать это стадо отщепенцев, пара зэков уже потирала ушибленные затылки. При столкновении металлического приклада с головой страдает обычно голова.
– Наверное, ты хороший парень, Летун, – бормотал, наслаждаясь дуновением ветерка, Толян. – Но совершенно непригодный для зоны человек. Прежде чем мертвить троих фраеров в Старосибирске, нужно было подумать, чем это может обернуться. Когда я увидел тебя в первый раз, там, в бараке… Ты помнишь этот вечер?
Уловив утвердительный жест, Бедовый успокоился.
– Когда я тебя увидел впервые… Осторожно, придержи ветку, иначе Колода опять недосчитается зубов. Так вот, в глазах у тебя, Летун, тоска. Тоска, перемешанная с желанием побыстрее либо умереть, либо свалить. Ты когда-нибудь видел взгляд рыси в зоопарке? Она изо всех сил делает вид, что ей безразлично все и вся, а в глазенках такое желание порвать сетку и убежать… Такое, что я, Летун, когда бываю в зоопарке, никогда не подхожу к ее клетке. От греха подальше. Так же выглядишь и ты. Ты попал в чужую среду, как в воду. Она тебя уже начала губить, и, предпринимая все усилия, чтобы вернуться на сушу, ты готов на все. И в этот момент очень легко совершить глупость. Поэтому я тебя и предупреждаю, Летун. Бойся соблазнов. Здесь не бывает ничего просто так, в противном случае все давно бы уже перебили конвой и ушли по домам. Ворон, вон, о борще мечтает. Если повезет, то поест. Когда отсидит за убийство прохожего и его четырнадцатилетнего сына. Но Ворону наплевать, у него третья ходка, и все – через красноярские лагеря. Если он не загнулся сразу и до сих пор сохранил в глазах блеск и радость сегодняшней жизни, то ему и этот девятерик боком не выйдет. Он опять вернется сюда, потому что здесь его дом. А у тебя дом за тысячи километров отсюда. Ты не жилец в клетке. И еще у тебя есть какая-то тайна. А потому…
Андрей с пилой встал в конец строя, Бедовый – за его спину.
– А потому, Летун, я уже давно понял – если тебя отсюда побыстрее не выкинуть, то у меня начнутся неприятности. Я это чувствую шкурой, а шкура меня еще ни разу не подводила. Такие дела.
У самого барака, после проверки личного состава и шмона вещей Бедовый в последний раз приблизился к Литуновскому.
– Ты не забыл?
– О соблазнах? – автоматически спросил Андрей.
– Нет.
– О пятидесяти тоннах?
Бедовый поморщился и покачал головой.
– Тогда о чем?
– О том, что и месяца не проживешь?
– Конечно, понял.
– Тогда сегодня вечером подойдешь ко мне.
А до вечера произошло много событий. Овчарка сержанта Круглова порвала ногу Бесу, да порвала так, что лекарю пришлось на скорую и неумелую руку сшивать сухожилие и в панике вызывать вертолет. Бес орал, как под ножом, обезболивающего, как обычно, не нашлось, и лейтенанту пришлось раскупоривать свою заначку в виде бутылки «Белого аиста», чтобы заглушить эти крики. После стакана Бес успокоился, но через двадцать минут начал сначала. Лейтенант дал еще, и Бес снова затих. Сто последних граммов Бес выпросил уже почти перед самым отбоем и, опьянев таким счастливым и неожиданным образом, уснул.
