Расположиться на отдых охотник решил под зеленым шатром раскидистой ели. Тут было относительно сухо (снег в тени еще не растаял), к тому же темно-зеленый лапник делал Каратаева невидимым для посторонних глаз.
Неожиданно над самой головой призывно закричали вороны. Миша поднял голову. На еловых лапах сидело с десяток антрацито-черных птиц. Они шумно галдели, перелетали с ветки на ветку, и было в их карканье что-то тревожное и недоброе.
Удивительные эти птицы – дальневосточные вороны! В отличие от многих других таежных обитателей они обладают редкой способностью предчувствовать и даже предсказывать всяческие катаклизмы. Однажды Каратаев стал невольным свидетелем того, как в лесополосе рядом с железнодорожным перегоном стая точно таких же ворон начала тревожно галдеть за полчаса до крушения товарного состава. Получалось, что и теперь птицы так же предчувствовали какую-то беду?
Охотник поднялся, вышел на полянку, осмотрелся… Весенняя тайга выглядела празднично, словно на глянцевой открытке. Желтели на солнце строевые сосны, темно-зеленый кедровник отливал благородным малахитом, весенний снег искрился мириадами мелких бриллиантов, а над всем этим висел огромный опрокинутый купол бездонного неба. Но вороны по-прежнему тревожно каркали, перелетая с ветки на ветку, и Миша прекрасно понимал: это неспроста.
И тут земля под ногами мягко и тяжело вздрогнула. В ушах не то толкнуло, не то кольнуло, и под сводом черепа возник тихий комариный звон. Спустя несколько секунд из-за непроходимой стены сине-зеленого ельника взмыл огромный огненный гриб с черно-серыми прожилками. Неумолимо увеличивался в размерах, он заслонил собой, казалось, полнеба.
Каратаев знал: там, за ельником, расположены гостевые домики Старобеловского заказника, некоего элитного заведения, посещаемого лишь высокопоставленным начальством из Хабаровска и, по слухам, даже из самой Москвы. Охотник никогда прежде там не бывал: немалую территорию заказника ограждали глубокий ров с обваловкой и ровные ряды столбов с густо натянутой между ними проволокой. Вот и получалось, что в гостевых домиках произошло нечто из рук вон выходящее.
Как бы то ни было, но теперь охотнику было не до сна. Закинув рюкзак за плечи, он быстрым шагом двинулся в сторону взрыва. К озеру он подошел спустя минут двадцать. И хотя за свою жизнь Миша давно уже разучился удивляться, увиденное донельзя поразило даже его.
На синеватом льду озера алым пламенем полыхал Ми-28. В жарком огне контуры «вертушки» таяли, словно кусок рафинада в стакане с чаем. Спустя несколько минут послышался треск ломаемого льда, и винтокрылая машина, завалившись на левый бок, тяжело ушла под воду, в огромную полынью, образовавшуюся под горящей машиной… Бросаться в воду не было смысла: даже если в кабине оставался кто-нибудь из пилотов, он наверняка погиб при взрыве топливных баков.
Каратаев сразу узнал погибшую «вертушку». Это был тот самый Ми-28, который таежный охотник заприметил над лесом. Вертолет был явно с отдаленной «точки» неподалеку от поселка. Но как он попал на лед озера и почему загорелся?
Вопросов было куда больше, чем ответов, и Миша решил самостоятельно обследовать закрытую территорию заказника. Как знать – может быть, то, что произошло только что на льду, имеет какое-нибудь отношение и к беглым уголовникам?
* * *
Тем временем Кеша Астафьев энергично продвигался в северо-восточном направлении, к железной дороге. Все складывалось вроде бы согласно детально составленному плану. Он был чисто выбрит, коротко подстрижен, цивильно одет – в заказнике нашлись вещи обслуги, подходящие ему по размеру. Плечо тяжелил огромный кожаный портфель, прихваченный по случаю там же. Во внутреннем кармане лежали вполне легитимный паспорт и пистолет.
К «железке» он должен был выйти где-то к обеду. А уж там следовало отыскать место, где тяжелогруженые составы замедляют движение, подцепиться к какому-нибудь вагону и добраться до окраины Хабаровска. И хотя у Астафьева были в этом городе знакомые кореша, он решил не выходить с ними на связь: в этом не было никакой необходимости. Да и кореша вполне могли быть на контроле у ментов. Достаточно было без приключений добраться до железнодорожного вокзала, чтобы купить билет на Большую землю. А уж денег и ценностей покойного Ян Суня ему бы хватило не только на билет в СВ до Москвы, но и на относительно безбедную жизнь в каком-нибудь небольшом городке Центральной России до конца жизни.
Спустя несколько километров появились первые признаки цивилизации: вдали за непроходимыми зарослями кедровника замаячили рогатые мачты ЛЭП с натянутыми между ними проводами. Вскоре Чалый вышел на свежую вырубку, вдоль которой темнела дорога. Дорога была раскатанной, на раскисшем снегу рельефно виднелось множество следов мощных протекторов. Пока Кеша размышлял, идти ему вдоль дороги или свернуть в кедровник, вдали послышался все нарастающий гул автомобильного дизеля. Недавний зэк инстинктивно метнулся в сторону, но тут же потерял равновесие и скатился в неглубокую лощину.
И сразу же застонал: при падении он неловко подвернул ногу. Скрипя зубами, он смотрел, как по дороге, в каких-то десяти метрах от него, неторопливо проезжает лесовоз – темно-зеленый «КрАЗ» с длинной платформой, груженной свежеповаленным и уже трелеванным кругляком. Лесовоз, то и дело газуя черным ядовитым выхлопом, катил как раз в направлении железной дороги.
Проводив его настороженным взглядом, Астафьев попытался было подняться, но тут же вновь застонал от боли. Ступня правой ноги, которую он подвернул, ныла. Пришлось снова сесть. Он попытался скинуть унт. Унт не слезал, и каждый рывок принуждал Чалого стонать. Тогда он стиснул зубы, зажмурился, изо всех сил рванул унт обеими руками, развязал портянку, осторожно стянул теплый носок… Ступня уже заметно распухла. Она горела, покалывала и ныла каждым суставом. Астафьев поставил босую ногу на мокрый снег – боль стала заметно слабей.
– Ну, сука… – выругался Чалый неизвестно в чей адрес и осторожно надел на ступню носок.
Предстояло срочно решить, что делать дальше. И хотя до железной дороги оставалось не более десяти километров, пройти это расстояние самостоятельно было нереально.
Вот и получалось, что фарт оставлял беглеца на самой финишной прямой… Судьба немилосердно посмеялась над ним, сперва дав возможность благополучно сбежать с охваченной бунтом зоны, затем предоставив совершенно фантастический шанс разбогатеть, ограбив узкоглазого Ян Суня, и благополучно сбежать с награбленным.
И вот теперь, когда спасение было уже совсем близко, все шло прахом.
Поднявшись с сугроба и распределив тяжесть тела на здоровую ногу, Чалый выломал узловатую можжевеловую палку и вышел на дорогу. Он уже клял себя за то, что при появлении лесовоза так опрометчиво бросился в сторону. Ведь и выглядит он вполне сносно, и документы у него в порядке…
Зачем же тогда было бежать и прятаться? Вот и поплатился…
Под ногами все время чавкало. Сугробы, еще плотные несколько дней назад, превратились в снежно-водяное месиво, и беглец чувствовал, как леденеют промокшие ноги, отнимаются пальцы, стынут и не гнутся колени, как холод поднимается в живот, в сердце, вызывая не ознобную дрожь, а спокойное ледяное окостенение. Астафьев ковылял с краю дороги, опираясь на палку и поминутно вертя головой.
