Сидевший на мотоцикле Святой дожевывал безвкусный бутерброд с резиновыми сосисками, насильно проталкивая пищу большими глотками отвратительно теплой колы. Снятый шлем валялся под щитом указателя, и изумрудная ящерица, высунув раздвоенный язык, уже обследовала его на предмет строительства гнезда.
«Давай, дорогуша, заселяйся. Тебе будет удобно выводить в этом котелке потомство, – мысленно разговаривал со смелой длиннохвостой соседкой Святой. – А я опять остался один. Вот такая хреновина, уважаемое пресмыкающееся».
Точеная головка ящерицы, по форме напоминающая трапецию, вдруг пригнулась к земле. Быстро перебирая лапками, приятельница Святого юркнула в траву. Он распрямился, прислушиваясь к рокоту, доносившемуся из-за изгиба шоссе.
«Надо сменить позицию. Отвратительный сектор обзора. Вернусь-ка я к перекрестку».
Механический скакун, позаимствованный у рокера, завелся с пол-оборота.
Гул нарастал.
Застегнув кожаную куртку, скрывавшую пистолеты, Святой решил пропустить приближающиеся машины и снял пальцы с рукоятки сцепления. Внезапно земля мягко дрогнула, словно надувная резиновая подушка. Стоголосое эхо раскололо воздух, и где-то совсем рядом к небу поднялся огненный столб. Святому показалось, что какие-то артиллеристы сделали залп по движущейся цели из противотанковой пушки. Но в этих местах не было полигонов, а военные действия велись тут более полувека тому назад.
Четыре цилиндра «Хонды», выдавая полную мощь, заработали на износ. Святой с места взял в карьер, точно всю жизнь ничего не делал, как только участвовал в гонках мотокросса или, судя по лихому стилю езды, был призером соревнований по спидвею. Он летел стрелой, ориентируясь на черный обелиск дыма, царапающий вершиной небеса.
Пройдя поворот, мотоциклист вынесся на финишную прямую. Встречный ветер слепил глаза, но Святой смог рассмотреть пейзаж битвы: заблокировавший шоссе трейлер, серый знакомый микроавтобус, эффектно оттененный фантасмагорическим заревом, и остолбеневшие люди в светлых костюмах. Его зрение сфокусировалось на переднем плане: сгорбленной фигуре приговоренного и убийце, отвлекшемся от своего черного дела.
Промедление смерти подобно – как точны бывают порой слова. Ни убавить, ни прибавить. Жизнь стоявшего на коленях человека висела на волоске. Киллер, раззявив от неожиданности рот, вглядывался в стремительно приближающегося мотоциклиста, будто сошедшего с гравюр старинной Библии, на которых изображался всадник Апокалипсиса, возвещающий приход судного дня. Правда, вместо коня под наездником был мотоцикл, но ведь, возможно, Бог не чурается технических новшеств.
Ствол пистолета завис у виска Джованни Спалетти.
Заминка киллера дала фору Святому. В быстротечных ситуациях, похожих на стремительный водоворот, не оставляющий времени на глубокомысленный перебор вариантов – поступков, разумных шагов и оптимальных решений, бывший спецназовец полагался на седьмое чувство – сплав реакции, инстинктов и еще чего-то неведомого, заложенного в глубинах психики и делающего человека бойцом.
Расстегнув куртку, Святой выхватил левой рукой тяжелый «вальтер». Стрелять с готового взмыть под небеса мотоцикла ему до той поры не приходилось, но другого выбора не было.
Выпрямив руку, он нажал на курок, отправляя свинец в вырастающую с каждым мгновением мишень.
Пиджак киллера, продолжавшего стоять над приговоренным, намокнув, приобрел коричневый оттенок. Пистолет стал невыносимо тяжкой ношей. Выронив оружие, турок наклонился, впившись в плечо дальнобойщика и подставляя очередной спешащей пуле макушку. Комок металла, раскроив черепную коробку убийцы, спас жизнь очумевшему от грохота выстрелов Спалетти. Придавленный упавшим телом, он лежал, прижимаясь лицом к асфальту.
– Убейте их! – Гортанный клич вождя клана вплетался в дробь выстрелов и рев мотоцикла.
Автоматная очередь хлестнула по бесчувственному туловищу мертвеца, надежным щитом прикрывавшего дальнобойщика. Сочтя короткую серию достаточной, Карапуз перенес огонь на мотоциклиста.
Положив машину набок, Святой гасил скорость, выполняя сложнейший трюк, практикуемый гонщиками на виражах. Пули рассерженными осами жужжали вокруг, высекая искры и рикошетом улетая в придорожные кусты.
– Кемаль, мочи свинью! – вопил Тургут, видя, как несущийся кометой мотоцикл, описывая дугообразную траекторию, приближается к истерично мечущемуся члену банды.
Дезориентированный, покрытый пеной, словно белым саваном, турок заячьими прыжками отскакивал то вправо, то влево, ведя беспорядочную стрельбу.
Святой, оказавшись в опасной близости от земли, ощущал, как шершавая, жесткая поверхность покрытия шоссе кромсает джинсовую ткань и кожу куртки. Сгруппировавшись, он оттолкнулся от мотоцикла и, защищая бока локтями, кубарем покатился по асфальту.
Освободившаяся от ездока машина, выкручивая юзом непредсказуемые кренделя, взбесившейся грудой железа, искрящейся, как новогодняя елка, пронеслась мимо дальнобойщика, укрытого истекающим кровью, дырявым, словно дуршлаг, трупом. «Хонда» будто обрела искусственный интеллект, решив внести свою лепту в сражение. Грохочущим болидом мотоцикл подсек ноги убегающего Мустафы. Падающий бандит дико взвизгнул, угодив в мясорубку, перемалывающую плоть и кости. Протащив тело метров пять, машина остановилась, удовлетворенно поглядывая разбитым глазом-фарой на широкую бурую полосу крови с ошметками одежды и содранной человеческой кожи.
Проделав головокружительные кульбиты, Святой распластался на разделительной полосе шоссе и открыл шквальный огонь. Он стрелял с обеих рук, избрав целью пятившегося к микроавтобусу черноволосого красавчика. Звонко лаял «вальтер». Ему глухо вторила «беретта», снабженная глушителем. Святой стрелял экономно, не обращая внимания на автоматные очереди осатаневшего от ярости верзилы, мазавшего с до неприличия близкого расстояния.
Дуэлянтов разделяло метров сто – сто двадцать. Воздух колебался от жара горящего автомобиля. Смрадный чад, повинуясь ветру, то поднимался, то стлался по земле.
«Я достану тебя, подонок! Обмаранными штанами ты не откупишься. Смерть старины Дэйва стоит гораздо дороже!»
Сменив позицию, Святой приподнялся на локтях. Отбросив опустошенную «беретту», он обхватил левой ладонью запястье правой руки и плавно нажал на курок.
– Карапуз…
Отчаянный вой, подобный завыванию волка, попавшего в капкан, повторило эхо:
– Карапуз…
Сжав колени и держась за низ живота, глава клана растерянно смотрел на клюквенно-красную жидкость, сочившуюся сквозь пальцы.
Палач, чьим уделом была беззаветная служба отродью Тургута Одноглазого, повернул бычью шею, повторяя звериный стон хозяина, точно пуля раскромсала и ему потроха. Разрядив автомат длинной очередью, он швырнул оружие под ноги. С тупым бешенством обреченного на смерть камикадзе громила, выхватив нож, ринулся к поднявшемуся Святому.
Преодолевая стометровку в темпе разогнавшегося железнодорожного экспресса, Карапуз словил пулю в левое предплечье. Прорычав по-звериному то ли молитву, то ли богохульство, турок перебросил нож в здоровую руку.
