В хлопотах по устройству своего гнезда она почти не думала о
Воронцове. А что о нем думать?
Поматросил и бросил. И словно в ответ на ее мысли по радио
раздалась очередная хохма Николая Фоменко: «Поматросил и бросил — это обидно, а
не матросил и бросил — это оскорбительно!»
Она хохотала до колик в животе. Вот видите, Элла Борисовна,
вас все-таки хоть поматросили… Почему-то от этой дурацкой шутки настроение
поднялось, а тут еще позвонил режиссер шоу «Рецепты моей бабушки» и сказал, что
через неделю предстоит празднество по случаю семилетия канала.
Пять лет не праздновали, так как руководство считало, что
пять лет — не срок, а вот семь… Очевидно, магическое число семь вызывало у
хозяев и руководства большее доверие.
— Элла, ты должна прийти. Я уверен, будет здорово! Ты,
кстати, зря не пришла на Новый год. Мы тогда классно гульнули.
— Да ну, я не знаю…
— Элла, кончай выдрючиваться!
— Мне не с кем пойти…
— Что значит — не с кем? Туда не ходят под ручку с
хахелем! Это корпоративное мероприятие.
Только свои и гости канала. Даже мужья и жены не допускаются.
Ты своя — и выкинь из головы эту херню.
— Хорошо, выкину! — почему-то обрадовалась Элла.
Ей было приятно, что она своя! — А скажи, как надо одеваться?
— Да как угодно. Хоть в джинсах, хоть в вечернем
платье. Кстати, хочешь посмотреть отснятый материал?
— А переделать что-то еще можно будет? — — Нет, не
думай и не мечтай!
— Тогда и смотреть не стану, а то расстроюсь не знаю
как…
— Воля твоя!
— А как там Аркаша? — спросила она, удивленная
тем, что по такому поводу ей звонит режиссер, а не Пузайцер.
— Аркаша в отпуске, умотал в Одессу, у него же там
отец.
А я, подумала Элла, я хочу съездить в Одессу?
Нет, наверное… У меня там никого не осталось.
У меня, правда, и здесь никого нет, кроме подруг, вся
московская родня уже давно живет в Штатах и не подает признаков жизни. Еще с
Ией она переписывалась какое-то время, а потом переписка заглохла.
От всей прошлой жизни, той, одесской, остались только мама и
Витька. Странно, что оба живут в Вене… В другом случае это было бы бесконечно
много — мать и первая любовь, но не в моем. В моем случае это почти ничто. Их
самих нет, в ее жизни только вещественные доказательства их существования —
норковая шуба и топазовое кольцо.
Это грустно. А от Воронцова остались лишь воспоминания и
злость. Ну да черт с ним. Что я себе, мужика нормального не найду? Еще как
найду! Аркаша на съемках намекал, что мной очень интересовался Тришкевич. Один
из самых популярных ведущих на канале, обаятельный, веселый, интересный
мужчина, душа любой компании. У него, правда, кажется, две или даже три семьи,
но я же замуж не собираюсь.
Проблемы, в чем пойти на торжество, у нее не было. Елизавета
Петровна привезла ей из Довиля дивной красоты шелковый шарф, прозрачный, с
серебряными цветами. Его можно надеть на черную шелковую блузку — и сразу она
превращается в вечерний туалет. Исключительно удобно! Надо будет заехать к
Машке в салон, пусть сделает маску и макияж.
За три дня до торжества она решила все-таки примерить свой
«вечерний туалет». И пришла в отчаяние — блузка натянулась на груди и сидела
отвратительно. Конечно, можно еще отправиться по магазинам и что-то подобрать,
но она знала, что настроение от этого не поднимется. Это дурной путь;
растолстела — купи шмотку побольше. Нет, надо просто три дня поголодать.
Возникнет волшебная легкость в организме — и блузка будет сидеть отлично. Она
хорошо помнила, как присланное дядей Адиком из Америки платье к окончанию
университета оказалось мало, тогда она питалась черт знает чем, в основном
какой-то жуткой серой лапшой… А другого платья не было. Три или четыре дня она
просто ничего не ела, но на празднике появилась в новом американском платье и с
невероятной легкостью в организме. Правда, приходилось еще делать клизмы, штука
неприятная, но, как известно, если хочешь быть красивой…
И теперь три дня она посвятила голодовке.
Мысли о еде, конечно, одолевали, зато меньше думалось о
Воронцове. Лишь слегка кружилась голова. Но ничего, главное — ощущать в себе
легкость.
И ни в коем случае не набрасываться на еду, лучше совсем
ничего не есть на этом празднике, а то может стать плохо… И не пить, конечно.
Разве что глоточек шампанского…
В день праздника она с самого утра примерила блузку — и о
радость! — она сидела прекрасно!
Полная благих намерений, Элла решила, что поголодает еще
денек-другой. Как ни странно, есть уже почти не хотелось. И она поехала к Маше
в салон.
— Элка, ты что какая-то странная? Голодаешь, что ли?
— Как ты догадалась?
— Видно. Смотри не переборщи!
— Да я в черную блузку не влезла…
— Все равно, так и гипертонию нажить недолго, когда
голодаешь, а потом нажираешься… Вредно очень, имей в виду.
— Знаю! Но я решила начать новую жизнь в новой
квартире. Машка, это восторг! Ты обязана приехать, посмотреть.
— Не знаю, я еле до работы добираюсь, и то не каждый
день. Но врач говорит, это должно скоро пройти.
Элла провела в салоне несколько часов, но вышла оттуда с
гордым сознанием своей неотразимости. Чтобы сберечь силы и макияж, поехала
домой на такси. Вечером за ней обещал заехать их оператор Павел Игоревич, он
жил у метро «Новые Черемушки», и ему было по пути.
— Ох, Эллочка, вы прямо как с картинки. Обратно я вас
тоже довезу, разве можно бросить на произвол судьбы такую женщину?
— Спасибо, Паша!
— Хотя, думаю, от провожающих отбоя не будет.
— Да плевать я на них хотела, лучше поеду с вами!
Праздник был устроен в гостинице «Рэдиссон-Славянская». Элла
никогда раньше там не была.
Все оказалось куда роскошнее, чем она могла себе
представить, бегая по задрипанным останкинским коридорам. И вообще, она впервые
попала на подобную тусовку. Толпы народа, перетекавшие из одного роскошного
зала в другой. Масса знакомых лиц — не столько по работе, сколько по экрану
телевизора. Политики, знаменитые артисты и… Зоя Звонарева, вся затянутая во
что-то серебристое. Ни дать ни взять сестричка Ихтиандра, немного дефективная
правда. Она стояла у колонны с бокалом шампанского и что-то, по-видимому,
щебетала в своей манере. Эллу затошнило.
Но тут она увидела знакомых и забыла о Лире.
— Эллочка, вы чудесно выглядите, — сказала ей
редакторша Эльга Валентиновна.
Народу было море, но присесть даже на минуточку совершенно
негде. Наверное, я зря надела туфли на каблуках. К концу вечера ноги отвалятся
на фиг.
