– Да кто бы возражал, – пробормотал Туманов. – Но днем в отель не пойду, и не просите. Глаза слипаются, парни. Ночью почти не спал, да еще эти события… забраться бы до ночи в какой-нибудь укромный уголок…
Оперативники задумались.
– А чего мы, в самом деле, киснем? – встрепенулся Ордынкин. – Мы живы, это прекрасно. А в том, что случилось ночью в отеле и днем в ресторане, нет нашей вины. Может, порадуемся жизни? Мы же голодные, как волки, в отличие… гм, от Павла Игоревича. И посмотрите, какая красота вокруг…
– Намекаешь, что затеряться лучше всего в море? – Кошкин задумчиво почесал нос. – А в этом что-то есть… Интересно, я своими полосатыми трусами не нанесу удар по местной нравственности?
– О боже, – пробормотал Туманов.
Он проспал как сурок семь часов на заднем сиденье «Чероки». Очнулся, приподнял голову, уставился дурным глазом на пустеющий пляж, раскинувшийся под живописным обрывом. Заходящее солнце разбрызгивало по воде золотые искры. Волны с легким шуршанием набегали на берег. Пляж в этой местности, окруженный угрюмыми скалами, был не слишком окультурен. Валялся мусор, волны выбрасывали на песок какие-то мочала, черные водоросли, фрагменты корабельного такелажа. Голая пацанва с воплями носилась по отмели.
– И самое удивительное, что за весь день ничего страшного не случилось, – заявил, подходя, красный как рак Кошкин.
– Ты на кого похож? – испугался Туманов.
– Уснул на солнце, – небрежно отмахнулся Василий, – ничего страшного. Главное, голову прикрыл. Вот только ночью спать придется стоя. Вы дрыхли как сурок, Павел Игоревич. Мы успели дважды поесть, заняться дайвингом, накупались на всю оставшуюся жизнь, а Ордынкин в олеандрах еще кого-то и трахнул. Он всех барышень тут поразил – возник, как Афродита из морской пены…
– А ты не трахнул? – Туманов потянулся.
– А у меня жена, – скорбно поведал Кошкин.
– Не понимаю, как одно сочетается с другим. – В машину влетела маска для ныряния. Ордынкин тяжело дышал, с мускулистого торса стекала соленая вода. – У меня, может быть, тоже жена, но я же не ору об этом на всю Хаву. Это был всего лишь легкий флирт – у дамы из Испании муж и двое бывших мужей, и уже завтра она улетает в свою Севилью, где работает мелким менеджером на фабрике по производству краски. Все в порядке, Павел Игоревич. Не знаю, как вы, а мы уже забыли про полуденный тарарам и готовы радоваться жизни. Но в городке, надо признаться, чувствуется напряженность. Из уст в уста передаются страшные слухи: объявилась банда отмороженных филиппинцев, которые собираются заняться «ресторанным бизнесом» и начали с того, что разнесли в щепки целый ресторан с посетителями. Полиция не понимает, что происходит, инцидент замалчивается, чтобы не пострадала туристическая репутация Барабоа. Но активность наблюдается. Люди, прибывающие на пляж, отмечают, что в Барабоа слишком много полицейских. Шерстили кондоминиум на Каваки Бич. Патрули приезжали на пляж. Копы шатались прямо по телам, но никого конкретно вроде не искали. Во всяком случае, пройдя мимо вас – а вы в машине спали, – ничего не сделали. Мы с Кошкиным как раз из воды выходили, еще поспорили: пройдут – не пройдут… Простите, Павел Игоревич. Проиграл я Васе десять баксов.
– И вместе их проели, – подтвердил Кошкин. – И ни поноса, ни запора. От говяжьих отбивных и индюшечьих грудок отравиться можно, но трудно. Выспались, Павел Игоревич? Поедем в отель?
Туманов с сомнением посмотрел на часы. В городке кипит вечерняя жизнь. А еще патрули и эти парни с автоматами, которым патрули по барабану. Он уже проклял все на свете за то, что оставил в номере документы, билет и деньги. Хотя, с одной стороны, понятно, что бегать с этим хозяйством по наводненному странными личностями городку…
– Подождем еще часа три? – предложил он.
– Спите, шут с вами, – заулыбался Ордынкин. – Пойдем-ка мы с Василием еще разок перекусим.
– А я не против, – встрепенулся Кошкин. – Дело, как говорится, благонравное и Отечеству зело потребное.
Они подъехали к «Черепахе» в одиннадцать вечера. Заглушили мотор. Пробуждались загнанные в угол страхи. Казалось, что тени снуют по саду. Цветы источали пронзительные запахи – как будто защищались, гнали прочь своим ароматом. В двух или трех окнах горел свет.
– И мертвые с косами… – зловещим шепотом возвестил Ордынкин. – Полиции в отеле точно нет. Не такие в ней парни, чтобы припрятать машину где-нибудь за квартал, а потом тащиться пешком. На парковке бы поставили или у обочины – чтобы все видели. Так что полиции, Павел Игоревич, можете не опасаться. А с остальными мы справимся. Даже без оружия.
– Подставим плечо, – поддержал Кошкин. – Входим в отель и топаем до номера. Вы вещички собираете, а мы сторожим и никого не пускаем. И сразу назад. И вперед – небо ждет.
– Договорились, – Туманов поборол сомнения и распахнул дверцу.
– Павел Игоревич? – глухо произнесла человеческая тень, отделяясь от кустов. – Слава богу, вы приехали, безумно рад вас видеть в добром здравии…
– Спокойствие, парни. – Туманов сделал знак оперативникам, достал телефон и осветил лицо незнакомца. А почему, собственно, незнакомца? Уже по голосу сообразил, кто это такой.
Человек был взволнован и подавлен. Он действительно был взволнован и подавлен – а не работал на доверчивую публику. Губы дрожали, землистые пятна цвели на лице, глаза опутали морщины, оплели мешки. Он пытался улыбнуться, поправил очки, сползающие на нос. Что и говорить, появлению Туманова он дико обрадовался.
– Приятного вечерка, Александр Моисеевич, – вежливо приветствовал Туманов. – А вы конкретно в заднице, раз ищете со мной встреч. Вы не забыли, что в рейтинге лиц, чьей физической смерти я желаю прежде всего, вы занимаете вторую, от силы третью позицию?
– Я прекрасно помню, Павел Игоревич, – пролепетал Александр Моисеевич Левиц, бывший председатель комитета Директории по оборонной политике. – Мы превратили вашу жизнь в ад, признаю. И все же умоляю вас меня выслушать. Хотя бы потому, что мой рассказ будет абсолютно правдивым. Это, наверное, первый раз в моей карьере, когда я собираюсь рассказать абсолютную правду… – Он еще находил в себе силы шутить. – Впрочем, о политической карьере стоит забыть, под вопросом физическое существование…
– Павел Игоревич, вы уверены, что стоит слушать этого мямлю? – проворчал Кошкин. – Мы находимся в таком подходящем месте для светских бесед…
– А у меня такое ощущение, что я его где-то видел, – задумался Ордынкин.
– В телевизоре, – подсказал Туманов, – в увлекательной передачке «Директория истины». Ребята правы, Александр Моисеевич, желание вас выслушивать у меня почему-то отсутствует. Пусть даже вы скажете всю правду мира.
– Павел Игоревич, прошу вас, – взмолился Левиц. – Я с открытой душой, со мной никого нет, всех людей мы уже потеряли. Поверьте, я сейчас не работаю ни на какую зловещую организацию, и то, что привело меня на Гавайи, никак не связано…
