– Какого… – произнес охранник, передергивая затвор автомата.
«Хамер» вылетел на лужайку и замер как вкопанный, продолжал оглушающе реветь двигатель. Это произошло так неожиданно, что Михаил Изидорович даже не успел подняться с бревна. В лобовое бронированное стекло-триплекс ударили автоматные очереди. Заискрили пули, попавшие в корпус. Бондарев выскользнул низом из машины через предусмотрительно открытую дверку, откатился никем не замеченный в сторону – яркий свет фар слепил, не давал охране видеть ничего перед собой.
– Он один, один был! – кричал охранник.
Клим приподнял пистолет, придержал запястье рукой и несколько раз нажал на спусковой крючок. На это у него ушло чуть больше секунды, ствол двигался рывками, замирая на очередной жертве. Стрелял наверняка, целясь в головы, и ни разу не промахнулся. Последний оставшийся в живых охранник успел перевести ствол автомата на вспышки выстрелов, очередь вспорола мягкий дерн, но Бондарев уже успел сменить позицию. Еще одно нажатие на спуск – и двухметровый гигант уткнулся лицом в землю.
Хайновский уже бежал к катеру, спрятанному в камышах, острые стебли хлестали по лицу, под ногами хлюпала вода. Один раз он упал, но вскочил так быстро, что даже одежда не успела намокнуть. Михаил Изидорович перевалился животом через борт, метнулся к штурвалу. Что было силы вдавил кнопку стартера, запуская двигатель, и рванул вверх ручку на секторе газа. Катер был рассчитан ходить по мелководью, его толкали в воде не винты за кормой, а реактивная струя воды. Зашуршали камыши, набирая скорость, задирая нос, катер вырвался на открытую воду, вслед ему били фары «Хамера», ложились на воду серебряной дорожкой.
Хайновский с хрипом набрал полную грудь воздуха и обернулся. За ним с пистолетом в руке стоял кто-то, чье лицо он не мог рассмотреть. Первой мыслью было, что это кто-то из охраны, успевший вспрыгнуть на катер вслед за хозяином, но пистолет был нацелен прямо на него.
– Заглуши двигатель и отойди от штурвала, – прозвучал спокойный голос.
Хайновский спорить не стал, опустил тумблер зажигания и снял руки со штурвала. Нос катера сразу же опустился, но он еще продолжал по инерции удаляться от берега.
– Кто ты? – спросил Михаил Изидорович, отходя в сторону.
– Неважно. Главное, я знаю, кто ты, – Бондарев приблизился к олигарху на шаг.
– Ты собрался меня убить? Или нет… ты бы убил меня еще на берегу, первым выстрелом, – уверенность возвращалась к Хайновскому. – У меня много денег. Ты ошибешься, нажав на курок.
– Руку на поручень, – скомандовал Клим.
Хайновский повиновался, пистолет тут же уперся ему в подбородок, и один из браслетов наручников защелкнулся на его запястье, второй – на поручне катера.
– Зря ты так, – процедил сквозь зубы Хайновский, – я готов заплатить. Без меня ты не получишь денег.
Бондарев неторопливо опустился на одно колено, распахнул дверцы металлического шкафчика, где на обычном судне держат инструменты и запас горючего. Глухо загремели полные канистры, за ними оказалась еще одна дверца, закрытая на замок.
– Ты правильно рассчитал, – сказал Бондарев, – на воде ищут только браконьеров. Все посты на дорогах были расставлены зря.
Хайновский с ненавистью смотрел на Клима, не понимая, откуда тот заранее знал, где спрятаны деньги. И тут же получил ответ на незаданный вопрос:
– Ты посмотрел туда всего один раз, и этого хватило.
Клим не стал возиться с замком, он просто выстрелил в него, рванул дверки, вытащил из-за них старомодный добротный кожаный чемодан, перетянутый ремнем.
– Четыре миллиона? – он поднял крышку.
– Если отпустишь меня – они твои.
– Они и так мои, – Клим поднял канистру и густо полил банкноты бензином, – зачем мне фальшивые деньги?
Взгляд Хайновского остановился.
Бондарев смочил в бензине тряпку, засунул ее в горловину топливного бака и щелкнул зажигалкой. Голубые язычки пламени заплясали на ней. Хайновский рванулся, но браслет врезался в запястье, из-под металлического ободка показалась кровь. Зажигалка полетела в чемодан с долларами. Огонь полыхнул такой, что волосы на голове у Хайновского затрещали.
– Открой наручники! – закричал Михаил Изидорович.
– Счастливо оставаться, – Бондарев вспрыгнул на борт и нырнул в черную воду.
Хайновский тянулся к кнопке стартера, ему не хватало всего каких-то нескольких сантиметров, чтобы коснуться ее пальцем, он выхватил из нагрудного кармана авторучку и ткнул ее в кнопку. Двигатель чихнул, завелся, катер, приподняв нос, начал разгон.
Бондарев вынырнул метрах в тридцати от того места, где ушел под воду, на подернутой рябью поверхности плясали отблески близкого пламени. Катер шел параллельно берегу, Клим видел его всего мгновение, а затем судно превратилось в огненный шар. Бондарев услышал звук взрыва уже под водой – он сразу же нырнул.
Когда Клим выбрался на берег, обломки катера, разбросанные по воде, уже догорали.
«Хамер», выбрасывая из-под колес песок, въехал на откос и помчался к Москве.
* * *
Лада не решилась выйти на крыльцо, когда к дому подъехала машина. Она только прикрылась простыней и села на кровати. Она видела, как подбежали к «Хамеру» люди, слышала слова Клима: «Машину немного испортили. Да, сколы на триплексе. Можете уезжать».
Бондарев вошел в спальню. Улыбкой ответил на напряженный взгляд Лады.
– Ну что ты молчишь?
– Завтра ты сможешь ночевать у себя дома. Кажется, ты об этом мечтала.
– Клим…
– Извини, один звонок, и я тоже прилягу.
Бондарев взял в руки странный титановый мобильник, вышел в ванную комнату, зашумела вода. Климу ответил помощник президента, голос звучал спокойно, словно сейчас была не глухая ночь, а самый разгар рабочего дня.
– Слушаю вас, Клим Владимирович.
– Передайте президенту…
– Он не спит, он ждал вашего звонка, – все так же степенно отвечал помощник, – минуточку, я соединю вас.
– Клим, – донесся из трубки шепот.
– Он самый. А почему так тихо?
– Я с женой, она спит.
– Можешь забыть о фальшивых долларах так же крепко, как и о своих расписках. Да и Хайновского второй раз хоронить не придется.
– Ты уверен?
– Я сам там был.
– Не знаю, как тебя и благодарить.
– Как-нибудь я расскажу тебе, каким образом он хотел их использовать, но не сейчас. Редко случается, когда ты звонишь мне первым, но сделай одолжение, не звони мне этой ночью, я сегодня не один.
Президент, которого редко кто видел даже просто улыбающимся, тихо засмеялся.
– Клим, мне никогда не понять, что для тебя главное в жизни – работа или женщины?
