– Добавь к этому несомненные способности командира. Суметь организовать за пару часов из полуживых пленных почти два батальона боеспособной пехоты не каждому дано! Я очень внимательно прочитал рапорт этих железнодорожников. Надо уметь читать между строк, Генрих!
– Эти тыловые крысы!
– Ты тоже не фронтовик.
– Но в своем рапорте комендант свалил всю вину на нас! Мол, оставшиеся без руководства пленные запаниковали и…
– Выбили почти всю охрану, захватив при этом танк и бронемашину. Как-то это не очень похоже на панику, ты не находишь?
– Но валить все на нас?!
– Интересы рейха, Генрих, безусловно, пользуются высшим приоритетом. Но заботы о своем благополучии они не исключают. Навряд ли этим железнодорожникам хочется подставлять задницу нашим коллегам из четвертого управления. А для этого все средства хороши.
– Но ведь русский сам говорил Кройцеру, что…
– Это где-то зафиксировано? Есть документ? Живой свидетель? Кто-то может это подтвердить?
– Нет.
Штандартенфюрер развел руками.
– И что прикажешь мне делать?
– Не знаю…
– Подытожим. Мы имеем хорошо подготовленного диверсанта, обладающего серьезным оперативным мастерством, немолодого, совершенно нам неизвестного ранее. С нестандартной манерой ведения допроса. Так?
– Так.
– Ответь мне, Генрих, где у красных готовят таких специалистов? И, главное, зачем?
– НКВД?
– Нет. Некоторые из вышеперечисленных качеств диверсанту не нужны. Они избыточны. Иголка под ноготь – вот это манера допроса диверсантов. А вот словесные баталии – это уже по другому ведомству. К сожалению, дураков в НКВД не так много, как нам с тобою бы хотелось.
– Но это может быть и другое ведомство.
– Какое? Армейская разведка? То же самое. Таких специалистов они не готовят. Генрих, напряги ум! Он же у тебя есть! Все, что для этого нужно, – проанализировать уже имеющиеся данные! Среди всего этого есть, по крайней мере, один факт, который все ставит на место!
– Ориентировка НКВД?
– Ну наконец-то! Да, это то самое «лишнее» звено.
– И что же оно обозначает?
– Это «приглашение к танцу», Генрих!
– Русские предлагают неофициальный контакт?
– Зачем он нам? Такие контакты были всегда. Чем-то ведь занимаются ребята из шестого управления, по недоразумению именуемые дипломатами?
– В их хитросплетениях сам черт ногу сломит. Но при чем тут тогда этот русский?
– А вот посмотри. Красные проведали про эксперименты профессора, так?
– Да.
– Судя по отрывочным данным, у них тоже есть нечто подобное. Помнишь?
– Но эти сведения так и остались неподтвержденными!
– И неопровергнутыми.
– И это так.
– Так вот, представь себе следующее. Русские получают информацию о работах профессора. Оставим пока за скобками вопрос о том, как им это удалось. Каким образом можно проверить, у кого дела идут лучше?
– М-м-м… только в бою!
– Отлично! И как же этот бой организовать? При всем уважении к профессору со взводом солдат его боец не совладает. Как ты помнишь, все попытки использовать его «выпускников» на фронте так и не дали однозначной картины. Почему?
– Его бойцы не умеют отступать.
– Вернее будет сказать – они не успевают понять, что это уже пора делать. Они слишком азартные, если так можно выразиться. Мы отправили на фронт уже человек двадцать, так ведь?
– Двадцать три.
– И сколько из них вернулось назад?
– Трое. Их вынесли с поля боя в бессознательном состоянии.
– То есть они остались живы не благодаря собственному разуму, а просто из-за невозможности продолжать бой.
– Да.
– И при всем при этом они сражались с противником, заведомо уступающим им по выучке и боевым качествам. Не спорю, потери красных были велики, но не слишком ли дорого для рейха штамповать одноразовых бойцов? За эти деньги можно было бы построить эскадрилью бомбардировщиков! Маурер имел бледный вид после выволочки, которую ему устроил рейхсфюрер!
– Вот оно как все обстоит.
– А ты думал!
– Ну, я же сижу в лесу.
– А я тут отдуваюсь за всех вас! Короче, Генрих, вопрос стоит ребром. Или мы в кратчайший срок находим подтверждения эффективности работ профессора…
– Или?
– Институт Маурера будет закрыт, работы свернуты, а наше управление расформировано.
– Ничего себе.
– Не ожидал?
– Нет, это настолько внезапно.
– У рейхсфюрера тоже не ангельское терпение. На все про все у нас два месяца!
– Всего?
– Да.
– И что же нам теперь делать?
– А ничего. Все за нас уже сделали русские.
– То есть?
– Леонов. Как ты думаешь, если мы сообщим туда, – рука штандартенфюрера указала на потолок, – о том, что русские ведут такие же работы и даже забросили в наш тыл специально подготовленного диверсанта, там поверят? В то, что мы имеем дело не с цепочкой случайных совпадений, а с хорошо подготовленной акцией противника? В эту гипотезу прекрасно вписываются все имевшие место случаи!
– А как мы объясним пожар на станции?
– Так ты и этого не знаешь? Парни Мюллера поймали-таки поджигателя!
– И кем он оказался?
– Станционный рабочий. Обходчик.
– Он признался?
– Смеешься? Это в гестапо-то? И даже подписал протокол допроса.
– Он жив?
– Пока – да. Это зависит от того, как пойдет дело.
– Но был еще и опоздавший пожарный поезд.
– В колесные буксы которого кто-то насыпал песку.
– Как быть с ориентировкой НКВД на Леонова?
– А это их визитная карточка. Они сознательно показывают нам, с кем мы будем иметь дело. Чтобы в случае успеха еще более подчеркнуть перед руководством НКВД успешность собственной школы.
– Понимаю. И что теперь?
– Русские доказали эффективность своего метода подготовки диверсантов. Теперь очередь за профессором. Вернее – за его «выпускниками». Они должны в схватке лицом к лицу доказать превосходство нашего метода подготовки солдат.
– Ничего себе задача! Осталось только уговорить русского на этот поединок.
– Вот этим ты и займешься.
– Э-э-э…
