Как их отвлечь? Чтоб сразу стрелять не начали? А, ведь начнут, они еще в горячке, после боя не отошли. Срезать их очередью? Вариант, но бойца при этом могу задеть, он среди них стоит. Автомат — за стог. Работаем пистолетами. Наган за пояс справа, «браунинг» слева. Пошли!
— Камераден! Комм хир! — и все немцы разом обернулись ко мне. Подняв руки, я шагнул к ним навстречу. — Хильфе!
Должно быть, я являл из себя странное зрелище. Небритый здоровый мужик в полушубке с вещмешком в правой руке. Мешок-то их и заинтересовал больше всего. Оружия у меня видно не было, а вот мешок был явным диссонансом в общей картине. Неправильным он тут казался. Ствол или даже топор были бы к месту, а вот это…
— Битте, папир! — не дав немцам додумать, я бросил мешок между нами. Не очень далеко от себя и не слишком близко к ним, так, чтобы это не посчитали за угрозу.
— Битте, — я кивком головы указал на мешок.
Немцы слегка озадачились. Тот, со штыком, убрал его в ножны и не спеша двинулся к мешку. Так, он старший. Пулеметчик поднял пулемет, но смотрит вправо, на лес. Ах, так у них и это распределено — кто и что страхует? Точно, вон один с винтовкой смотрит налево, а третий, соответственно — на меня. Раненый — и тот винтовку поближе подтащил. Только двое конвоиров по-прежнему держат бойца.
Немец подошел ближе, покосился на меня, присел. Потянул завязки мешка — наверху лежала пачка зольдатенбухов.
— О! — удивленный возглас немца заставил всех наблюдателей обернуться в его сторону.
Пора!
Прыжок влево, за немца, руки к стволам.
Бух!
И пулемет ткнулся в землю.
Чпок!
Опрокинулся на спину страховавший меня солдат.
Бух! Бух!
И еще одна винтовка брякнулась оземь.
Раненый упал навзничь и перевернулся, руки его дернули затвор.
Чпок!
Его опрокинуло набок, он продолжал шевелиться. Ранен? На еще! Словил…
Сидевший около меня немец внезапно прыгнул! Не вставая и не поднимаясь на ноги, молодец! Только вот — не на того напал. Я таких, как ты, столько уже видел… А вот так? Я кувыркнулся вперед, и немец пролетел мимо меня в пустоту. Ну, положим, не совсем в пустоту, там как раз стог нарисовался. Вот в него он с размаху мордой и зарылся.
На колено!
Конвоиры, наконец, опомнились и, отпустив бойца, потащили с плеч винтовки. Ну, прям детский сад… Вы б еще и по стойке смирно встали!
«Браунинг» отработал старый добрый никарагуанский «пампам». И еще раз. Все!
Ну, а где ты теперь, наш прыгун?
Вот он, стоит. А башкой приложился-то нехило! Вон с морды кровища так и хлещет. Это что ж там такое, в стогу, лежало-то?
Немец сделал шаг в сторону — наган дернулся за ним. Он остановился…
Что теперь делать-то будешь, родной? Руки поднимешь? Пленных резать — это завсегда, а вот самому-то каково в этой шкуре оказаться? Нервы у немца не выдержали.
Что-то крикнув, он зайцем прыгнул в сторону — к пулемету! Чпок… Не долетев он зарылся в снег.
Теперь — все.
Я повернулся к бойцу. Он сидел на земле, видимо ноги его не держали. Подобрав автомат, я подошел к нему, по пути проверив немцев — живых не было.
— Ну, что? Оклемался?
Он кивнул.
Пошарив в мешке, я вытащил флягу с трофейным шнапсом.
— На, глотни. Это помогает.
Он кивнул головой. Взял флягу и сделал неожиданно большой глоток, поперхнулся и закашлялся. Глотнул еще раз и протянул флягу назад.
— Звать-то тебя как?
— Сержант Барсова. Марина…
Глава 13
Так это девчонка? Где были мои глаза?
Поднявшись, я осмотрел немцев. Где-то тут я видел… Ага, вот она!
— На, — я протянул ей флягу с водой. — Умойся.
Так и есть — девчонка. Молоденькая. Лицо было чумазое, да и кровь натекла из ссадины на лбу. Сразу и не поймешь. Интересно, немцы это просекли? После того, как она умылась, стало видно, что на вид ей не больше двадцати лет.
— Лоб шнапсом протри. Давай я тебе голову перебинтую, вон, как тебе крови-то пустили.
Она скинула капюшон, сняла шапку. Короткая стрижка (прямо как у мальчишки), русые волосы. Господи, как их на войну-то берут?
— Да уж… Из тебя сейчас барс, как из меня поп. Тебе сейчас не Барсова подходит, а скорее Котеночкина.
— А вы — кто?
— Партизан я. Зови меня — дядя Саша.
— Вы тут один? Или…
— Один я. Выстрелы вот услышал и пошел посмотреть.
— И не боялись?
— Я на войне, дочка, больше лет провел, чем ты на свете живешь. Да ты и сама видела.
— А что ж вы с пистолетом-то. Их — вон, сколько было, даже и с пулеметом…
— Да? Очень им это помогло?
— Так у вас же еще и автомат был.
— Из него я бы тебя вместе с ними и покосил бы. Сама-то не забоялась, поди? Этот — твой? — кивнул я на немца с разбитым лицом.
— Мой. Патроны вот только кончились, а то, я бы так просто не далась… — она наклонилась и подняла из снега пистолет «ТТ».
Затвор у пистолета стоял в заднем положении. Выщелкнув обойму, я убедился, что патронов в магазине не было.
— И, куда его теперь? Патроны есть еще?
— Нет. Если только у ребят остались.
Осмотрев погибших бойцов, я набрал пару десятков патронов и одну гранату «Ф-1».
— Не густо. Это как же вы вот так, почти без патронов в немецком-то тылу воевать собирались? — я отдал ей уже заряженный «ТТ» и оставшиеся патроны.
— Так мы тут уже месяц ходим, вот и кончилось уже все.
— Так вы что же — разведка?
— Да.
— Фронтовая или армейская?
Девушка покосилась на меня, перевела взгляд на немцев…
— Фронтовая.
— А ты, значит — радист?
— Да.
— И рация есть?
Она приподнялась и вытащила из стога вещмешок. Так вот обо что приложился головой немец!
— Связь с нашими есть?
— Нет. Батареи сели давно.
— Так зачем ее тогда таскать?
— Командир сказал, что батареи и еду нам доставят.
— А сам-то он где?
— Он с группой ушел, должен скоро быть.
— И давно?
— С неделю.
— Обожди-ка, — я вытащил трофейную карту. — На, посмотри, ничего тут интересного нет?
