— Что ты хочешь знать? — поворачивается он ко мне.
— Сколько вас?
— Около трехсот человек.
Ничего себе! А я-то думал, что эти полсотни всадников и есть все наши неприятности.
— И где же все остальные?
— Они окружили поляну и через некоторое время будут здесь. Вам никуда не удастся уйти. Так что не обольщайся: ты ненадолго меня переживешь.
— Ну, это мы еще поглядим. Как давно вы здесь?
— Месяц.
— Добирались сюда поодиночке?
— Откуда ты все знаешь?
— Ну, я тоже не вчера родился. Оружие и доспехи вам приготовили у барона, ведь так? А лагерь ваш был в старом поселке рудокопов.
Пленный насупился.
— У нас везде есть свои люди, у него — тоже, — успокаиваю я горца. — Неужто ты думаешь, что я просто так пришел сюда с отрядом в двадцать человек? Мы ждали вас, хотя и не предполагали, что придет так много людей сразу.
— И, зная все это, ты оставил в роще всего двух человек? Ты же мог предполагать, что мы их захватим и допросим. И весь твой хитрый план провалился бы.
— Никто из них ничего не знал. Вы их убили?
— Нет, на свадьбу позвали! Зачем ты это спрашиваешь?
— Война… Без жертв не бывает. Но надежда всегда есть. Я ценю своих людей.
— Я вижу, ты опасный человек. Не зря Одноглазый хочет тебя убить.
— Так это его идея? Не могу не отдать должного: придумано хорошо. Конюх-то хоть знал, что его ждет?
Горец пожимает плечами.
— Про это тебе надо спрашивать у наших сотников. Мне об этом неизвестно. Больше мне нечего тебе сказать. Где мое оружие?
Похоже, что пленный не врет. Это действительно обычный солдат, и ожидать от него того, что он посвящен в секреты своих командиров, не приходится. Поворачиваюсь к Лексли:
— Отдайте ему его меч. И кольчугу верните.
К ногам горца бросают его кольчугу, и кто-то из Котов протягивает горцу меч. Он вытаскивает его из ножен и отбрасывает их в сторону. Втыкает его в землю и одним движением набрасывает на себя поднятую с земли кольчугу. Интересно, кого же пленный вызовет на единоборство? Насколько я знаю традиции таких народов, пасть в бою для него гораздо почетнее, чем помереть в постели в кругу семьи. А в данном случае он еще и смоет кровью позор пленения. Не дурак ведь, не может не понимать, что живым его отсюда никто не выпустит. А так хоть жизнь подороже продаст и умрет с честью. Рискнет ли он бросить вызов мне? С одной стороны, уж больно лакомый кусок: собственноручно прикончить наиглавнейшего противника, но, с другой стороны, шансов у него на это не так много. Он только что на собственном горбу убедился, что я могу сделать с ним просто голыми руками.
Пленный осматривается по сторонам.
— Эй, ты! Который в черной хламиде! Ты здорово умеешь связывать руки безоружному. А сможешь ли ты повторить это с готовым к бою воином?
Так это он на спецмонахов нацелился? И ведь выбрал, злодей, не кого-нибудь, а старшего из них! Нельзя отказать ему в логике. Никакого видимого оружия монахи не носят. И, с точки зрения горца, выстоять в поединке против опытного мечника шансов у них немного.
— Ты хочешь бросить мне вызов? — спокойно спрашивает брат Рон.
— А ты ищешь способы его не принять?
— Считай, что я его принял.
— Отлично! Сейчас я увижу, какого цвета твоя кровь!
Коты, монахи и солдаты расходятся кругом, освобождая место для поединка. Света здесь немного, но видеть друг друга противники могут достаточно хорошо. Бывший пленник подбрасывает меч и ловко ловит его за рукоять. Тускло блеснувшее в свете факела лезвие со свистом описывает в воздухе сверкающий круг. Да, рубиться на клинках этот парень не вчера научился. Боец он, судя по всему, неплохой, и мне еще нехило повезло, что я оглоушил его раньше, чем он успел меня заметить. Кстати говоря, теперь я понимаю, почему он бросил вызов не мне: надо полагать, свои боевые качества он оценивает достаточно высоко и отдает себе отчет в том, насколько более опытным должен быть человек, который скрутил его за несколько секунд. И, хотя он в этом не совсем прав, разубеждать его я не тороплюсь.
Брат Рон никакого оружия не вытаскивает. Ловлю себя на мысли, что я и сам-то до сих пор не знаю, что же они прячут под своими широкими рясами. Рукопашники они классные, в этом я не раз имел возможность убедиться. Но вот как он поведет себя в бою против вооруженного мечом противника — этого, судя по заинтересованным мордам окружающих, не знает еще никто.
Горец внезапно прыгает вперед, и его оружие устремляется к горлу монаха. Точнее, в том направлении, где оно только что было. Ибо монаха на этом месте не оказывается, и он, каким-то непостижимым образом извернувшись, оказывается за спиной нападающего.
Шлеп! И широкая ладонь спецмонаха звучно шлепает горца по спине. Вернее, чуть ниже спины. Зрители с трудом сдерживают смех. Хотя ситуация далеко не напоминает цирковую и поводов для веселья у нас не так уж и много.
Оскорбленный до глубины души, его противник резко поворачивается. Лезвие меча проносится в опасной близости над головой монаха. Именно что над головой, ибо за полмгновения до этого брат Рон приседает. Дальнейшего в подробностях я рассмотреть не успел. Думаю, что и никто другой тоже. Но, прокатившись кубарем по земле, горец с размаху врезается в стену дома. Несмотря на этот кульбит, оружия он не потерял-таки. И уже через секунду снова стоит на ногах. На этот раз он ведет себя гораздо осторожнее. Широких замахов больше не делает, на вытянутую руку мечом не бьет. Монах моментально оценивает изменившуюся тактику противника и тоже ведет себя по-другому. Около минуты они настороженно ходят по кругу. Брат Рон по-прежнему не нападает, выжидая атаки противника. А тот, в свою очередь, осторожничает, короткими уколами прощупывая оборону своего оппонента. Те не достигают цели, чернорясник каждый раз ловко уклоняется. Понятно, что от колющих ударов он увернуться может. Сделав такой вывод, нападающий снова изменяет тактику. Его удары теперь идут наискось сверху вниз и назад. При этом горец все время перебрасывает оружие из руки в руку. Поэтому предугадать направление следующего удара достаточно затруднительно. Наконец, выждав момент, когда за спиной монаха окажется стена дома, горец переходит в наступление. Его меч постоянно мелькает то слева, то справа, тесня монаха к стене дома. Уйти вбок он ему не дает, поймать себя за руку более не позволяет и близко к себе не подпускает. А до стены остается всего пара метров. Еще секунда-другая — и места для маневров не останется совсем.
Брат Рон резко выбрасывает вперед левую руку.
Чуть изменив направление движения, меч нацеливается на его предплечье. Горец явно собирается срубить эту руку на замахе.
В воздух взметается широкий рукав монашеского одеяния. Сильный удар правой руки сбивает меч вбок, и маневр горца своей цели не достигает. Прижимаясь к правой руке нападающего, монах проворачивается на месте.
