Хорг оказался ранен в бедро, но заметил это уже тогда, когда соскочил с лошади, передав ее коноводу. Шагнул, захромал, выругался и потребовал санитара. Заморенных боем коней погнали в тыл, а мы, измученные, злые, но возбужденные успешной атакой, бросились на позиции, готовясь отражать контратаку валашцев.
Но контратаки так и не было. Наступил рассвет, потом утро, но никто не атаковал.
Вылазка обошлась нам дорого. Из ста шестидесяти человек, пошедших в бой, назад вернулись сто пятнадцать. И из них двадцать были ранено.
– Стоило оно того, Арвин? – спросил Бролт, когда услышал про потери.
Мы сидели у маленького самовара, топившегося щепками, и ждали чая.
– Если бы не напали на них, то ночью бы они всех нас подчистую тут передавили бы, – сказал я, подкинув еще пару щепок в огонь.
– Уверен?
– Уверен, примерно как в том, что сейчас утро.
– Может, и так, – вздохнул Бролт. – Но много людей потеряли, много.
– Мы куда больше потеряли, – заговорил вдруг Ниган, лежавший неподалеку на куче пустых дерюжных мешков. – Мы всех потеряли, весь народ. Что с этих потерь ныне?
Бролт не ответил, и никто не ответил. Закипел самовар, потом Гор взялся разливать чай по кружкам.
– Вилан, что там? – спросил я у наблюдателя, сидевшего перед бойницей.
– Ничего, тихо пока.
– Вот и дальше бы так.
– Думаю, темноты дождутся и уже сами первыми попрут, – сказал Ниган, поднимаясь со своих мешков и тоже подставляя кружку. – Вторую вылазку нам уже не сделать. И сил мало, и ждать будут.
– Все равно сутки выиграли, – уже Бролт ответил за меня. – Глядишь, и подмога придет.
– Без подмоги нас сомнут. – Ниган кивнул, поблагодарив Гора за чай, уселся на пол, скрестив ноги по-кочевницки. – Их там во сколько раз больше, чем нас? Я бы на их месте выждал сегодняшний день, а ночью в атаку бы пошел. И ничего мы тогда не сделаем.
– У них проблема в другом, – заговорил я. – В том, что они понятия не имеют, когда к нам подкрепления подойдут. А то и основные силы. Если до того времени они городка не займут, то покатятся верст на пятьдесят назад, самое малое. Поэтому командир их будет гнать вперед все время, как только заново сгруппируются.
– Так и будет, – уверенно кивнул Бролт. – Чую, что скоро попрут.
Поперли действительно скоро, мы и чай допить не успели. Цепи валашцев вышли из-за деревьев и решительно двинулись в нашу сторону. И одновременно с этим заговорили пушки с обеих сторон: жиденько с нашей, и густо со стороны неприятеля. Правда, результат нашего огня был заметней – шрапнель вспухала серыми облачками над пехотными цепями, и видно было, как падают люди. А вот огонь валашцев пока все же больше пугал, старые стены домов и подвалов держали его хорошо. Один такой снаряд разорвался почти что за окном, загнав в наш подвал облако пыли и вони от сгоревшей взрывчатки, но стенка даже не треснула.
Когда цепь валашцев подошла к линии обороны шагов на триста, вражеская артиллерия дала залп дымовыми снарядами. Негромко захлопало в разных местах, рвались они совсем не впечатляюще, но густые облака белого дыма начали быстро затягивать обзор поля боя.
– Ветра дождались! – зло выкрикнул кто-то из моего взвода.
И верно, до сегодняшнего дня ветер дул больше от нас к противнику, начни дымовыми шашками стрелять – только им бы обзор и закрыло, нам не помеха, а сегодня дым потащило вдоль фронта, образуя самую настоящую завесу. Понятное дело, что прицельная стрельба и для валашцев стала невозможной, но так они ее и раньше вести не могли, в узкие бойницы с ходу попадать трудно. Зато теперь и у нас целиться не получалось, вместо идущих по гладкому месту пехотинцев, выстроившихся мишенями, была лишь одна серо-белая пелена.
Еще залп, еще один, причем точный, без перелетов. Снаряды ложатся где надо, ни шагом ближе, ни шагом дальше, пристрелялись вражеские пушкари. Пробегут под прикрытием завесы пехотинцы, а воевать уже смогут все видя, у нас здесь никакого дыма. Только будет их тогда человек по семь на каждого из нас. А может, и больше.
Сначала был крик, протяжное «А-а-а-а!», вырывавшееся из сотен глоток. Затем первые валашцы выбежали из дыма шагах в ста от нас, стреляя на бегу. Затрещали карабины, атакующие начали падать, но было уже поздно – расстояние слишком мало. Я успел свалить как минимум троих, но помогло это мало – разделившиеся на группы пехотинцы уже бежали между заборами и домами. Рядом совсем, на расстоянии перехода в штыковую атаку.
Прорвались, добрались до наших позиций, теперь только в драку. Внутри все сжалось, потом взорвалось смесью страха, ярости и возбуждения. Все, последний миг боя, последняя черта.
– В револьверы! – заорал я, закидывая карабин за спину и хватаясь за длинный рейтарский, заряженный картечью. – За мной, в атаку, вперед! Под пули не подставляться! – И рванул из подвала в ход сообщения.
За мной бросились все остальные, на бегу меняя оружие, ругаясь, пыхтя, бряцая железом.
Боец с револьверами в ближнем бою сильней любого пехотинца, вооруженного штатно, то есть винтовкой со штыком. Быстро ты ее не перезарядишь, а для удара надо к врагу еще и совсем вплотную подойти. Все знают про такую беду, да никто ничего менять не хочет – вся пехота в любых княжествах только так и вооружена. У конницы всегда револьверы есть, а у пехотинцев нет.
Но что мы, вольные, что наемники, без револьверов никуда. Даже пехота. Потому что пуля из него куда быстрей штыка. И стрелять мы учимся всю жизнь, это не княжеская пехота, в которую деревенских рекрутов загнали и учат по уставам, так что в тесной свалке каждый из нас не одного пехотинца стоит.
Я едва в траншею выскочить успел для того, чтобы встретить первого валашца. Выстрелил ему в грудь, тяжеленный рейтарский револьвер подскочил в руке, выбросив облако серого дыма. Валашец упал сразу, как молнией битый. За спиной у меня кто-то еще успел пальнуть, убив еще одного солдата.
Атака с этой стороны захлебнулась сразу, едва группа валашцев напоролась на траншею. Сразу они ее не заметили и теперь даже стрелять не успевали, всех их вблизи уложили мои бойцы. А когда уцелевшие бросились назад, стремясь укрыться за каменным сараем, вслед полетели гранаты. Рвануло раз, другой, осыпало всех пылью и мусором, кто-то закричал дико. Взвод вытянулся по траншее, образуя новую линию обороны, все, кто успел пострелять, быстро заталкивали патроны в барабаны. Пустая гильза встает под шомпол, откинул дверцу, толкнул его – камора опустела, сразу новый патрон втолкнуть. Если не весь барабан пустой, то таким образом его постоянно подзаряжать можно. Вот и подзаряжаем каждую удобную минуту.
– Гранаты! – заорал кто-то. – С фланга обошли!
Присели, пригнулись. Рвануло спереди, сзади, а потом прямо в окопе, засыпав всех сухой глинистой землей.
– Вилана убило! – пронеслось по цепи.
Перескочив через чьи-то ноги, кинулся туда, откуда кричали, увидел то, что от Вилана осталось – граната рядом рванула, и, похоже, кидали ее с умом, выдержав немного с горящим фитилем. Он к ней сунулся, кажется, чтобы обратно из окопа выкинуть, а она взорвалась, превратив его в кусок кровавого мяса.
