Открыв дверь «Линкольна», граф Ежи вывалился из салона, поставив между собой и остающимися на ногах стрелками препятствие из бронированной двери, так, как это делают полицейские на своих патрульных машинах. Левой рукой выхватил пистолет, распластался на асфальте и открыл огонь. В поле его зрения были ноги одного из стрелков, он поймал их в прицел, дважды выстрелил, третью пулю послал в голову упавшему, как подрубленное дерево, на асфальт стрелку. Перекатом ушел от ответного огня, выстрелил еще дважды – и снова попал…
Во втором «Линкольне» – открылся люк, поднявшийся из люка Анджей открыл огонь из пистолета и автомата одновременно, заставляя противника укрыться и не давая ему свободно маневрировать. От открытых дверей обоих «Линкольнов» и от разводного фургончика – все, кто еще оставался жив, вели огонь из автоматов и ружей…
Еще один вэн вынырнул сзади из какого-то переулка. Остановился, перекрывая дорогу. Из него один за другим начали выскакивать люди в черной штурмовой униформе, вооруженные автоматическими винтовками и легкими пулеметами…
Графу все же удалось перезарядить пистолет, с рукой было совсем хреново. Стреляя, он бросился обратно в «Линкольн»…
– Целы?!
На заднем сиденье – почти ничего не видно, затемненные до черноты стекла. Грохот со всех сторон, граф Ежи уже понял, что их обложили со всех сторон и уйти вряд ли получится. Но он и не думал сдаваться – гонор поляка и честь русского офицера просто не оставляли ему такого выбора…
Пся крев, где полиция?! Где армия?! Где все?! Это же – Варшава восемьдесят первого года!!!
Мелькнуло – режущая до белого в глазах боль и визг матери, внезапно оборвавшийся, когда пуля попала ей в голову. Он был тогда совсем малый, ничего не помнил, кроме боли – но и это, приходившее к нему в дурные ночи, заставляло просыпаться с криком…
– Целы?! – заорал он.
– Кажется…
– Как скажу – бегите! Бегите!
Пуля попала ему в ногу, в глазах потемнело от боли, но адреналин не дал ему выключиться. Держась за крышу «Линкольна», он переместился назад, к багажнику. Дернул ручку двери машины, открыл огонь из пистолета, прикрывая Государыню и Наследника своим телом.
– Бегите! Бегите, сказал! Бегите!
Засевший на одной из крыш снайпер выстрелил, и выстрелил точно, граф закашлялся кровью, но продолжал стрелять. Пистолет щелкнул, вставая на затворную задержку, он повернулся – и увидел промельк белого – такого цвета был костюм для верховой езды Императрицы. И тут снайпер выстрелил еще раз – и польский патриот и русский офицер, граф Ежи Комаровский распластался на асфальте главной улицы маленького североамериканского городка, до конца выполнив свой долг…
Стреляли со всех сторон…
Почему женщины априори худшие водители, чем мужчины? По одной простой причине – у женщин есть скверная привычка в критической ситуации бросить руль и закрыть лицо руками. И будь что будет.
В такой ситуации девять из десяти женщин так бы и поступили. Они или визжали бы на полу машины от ужаса до тех пор, пока одна сторона в перестрелке не одержала бы победу, или, схватив ребенка, бросились бы очертя голову, не видя ничего перед собой, прямо под пули. Но Моника Джелли, она же Государыня Александра, была не такой, и не таким был Наследник, будущий Император и офицер.
Моника Джелли снималась в кино, в том числе в боевиках, поэтому она прошла в Голливуде курс обучения использованию стрелкового оружия, который проводил Фрэнк Сил, бывший морпех и очень дорогой тренер по стрельбе. Курс был гламурным, это факт, но бывший морской пехотинец корпуса морской пехоты САСШ все-таки был человеком толковым и честным и навык применения оружия давал. Кроме того, в России, где террористы убили Александра Второго Освободителя, к безопасности Высочайших Особ относились серьезно, и после интронизации ее обучили некоторым действиям в критической ситуации. Поэтому Моника Джелли знала, по крайней мере, если и не как постоять за себя, то как укрыться и не мешать тем, кто пытается ее защитить, не усугублять и без того скверное положение.
Что же касается Наследника, то, как и положено Наследнику Русского Престола, он с детства начал постигать науку владения оружием, потому что это было нормально для мужчины и будущего офицера. Мужчина должен уметь постоять за свой дом, свою семью, своего Императора и свою Родину, иначе он и не мужчина вовсе. Наследник не успел поступить в какое-нибудь Суворовское училище до того, как мать забрала его с собой в Штаты, но дома он видел оружие у отца, у офицеров Императорского Конвоя и Гвардейского Экипажа и даже несколько раз стрелял под бдительным взором охраны и отца. Поэтому в критической ситуации Наследник проявил изрядное хладнокровие, которое не всегда обнаружишь у людей вдвое и даже втрое старше его самого. Когда началась стрельба, он моментально оказался на полу, прикрывшись сбоку дверцей, а спереди – моторным отсеком и спинкой впереди стоящего кресла, которая тоже какая-никакая, но защита.
– Лежи! – мать столкнула его еще ниже. – Господи, лежи!
Несмотря на то что по крови она была француженкой, а по гражданству – до недавнего времени северо-американкой, Моника Джелли крикнула это по-русски.
Павел толкнул мать, он был мужчиной и не должен был принимать защиту, это он должен был защищать, потому что мужчина!
– Лежи, сказала!
Павел, сопя, отпихнулся – и тут осыпалось не выдержавшее града пуль стекло в дверце. Мать охнула, а он посмотрел и увидел лежащего в кресле убитого водителя, залитый кровью руль и…
И перевязь кобуры…
Пули свистели, били о кузов, нападающие, озверев, били по машинам, били на каждое движение. Павел чуть повернулся – он был маленьким, ему было легко это сделать – и протянул руку вперед. Через пару секунд он наткнулся на шершавый пластик, схватил его, как смог, и дернул на себя. В его руках оказался автомат с изогнутым магазином, полным патронов. Сорок патронов – и сорок шансов остаться в живых.
– Ты что делаешь?!
Мать навалилась на него, прикрывая собой.
– Лежи, не поднимайся!
Стрельба то утихала, то вспыхивала вновь, подобно волнам, накатывающим на берег. Потом кто-то сунулся в машину, закричал по-русски: «Целы?!» А потом – открылась дверь, и тот же голос закричал по-русски: «Бегите! Бегите!»
До машины, старого фермерского внедорожника, стоящего у обочины, было метра три, но как их они преодолели?! Просто чудом, учитывая плотность огня. И, тем не менее, они их преодолели, Моника тащила сына за собой, а сын – тащил автомат, вцепившись в него как в спасательный круг. Как мужчина и будущий офицер, он знал, что бросить оружие – позор.
– Павел… – мать толкнула его за машину, это был высокий старый трехдверный «Шевроле», за ним было относительно спокойно, – откуда это у тебя? Ну-ка, дай!
– Мама!
Моника вырвала из рук сына автомат. Как он… а, вот.
