Кстати, вопрос на сообразительность: зачем стране, у которой в настоящее время есть одиннадцать полноценных авианосцев с катапультами, тратить немалые деньги на разработку истребителей-бомбардировщиков реактивного взлета-посадки?
Ага, для поддержки отечественной инженерной школы, точно.
Переделка была замечательна тем, что по внешнему виду контейнеровоз остался контейнеровозом. Зато изнутри…
Из контейнеров, загруженных на контейнеровоз, сделали что-то вроде казарм как минимум на усиленную роту, склады для хранения припасов, саму палубу подняли. Укрепили корпус судна и даже сделали что-то вроде сотовых водонепроницаемых переборок для повышения живучести судна. В надстройке изнутри поставили дополнительное бронирование, чтобы судно могло выдерживать обстрел… скажем, с вертолета. В нескольких контейнерах находился разведывательный штаб с полным комплектом аппаратуры. Сама аппаратура связи и разведки была частично замаскирована под обычную аппаратуру, частично находилась на выдвижных вышках.
Поверх этого всего поставили жаропрочную палубу, пригодную для того, чтобы с нее могли взлетать даже истребители вертикального взлета-посадки, и поставили довольно сложную конструкцию для обеспечения скрытности. Трудно описать этот механизм, можно сказать только то, что в транспортном положении судно выглядит как контейнеровоз, доверху набитый контейнерами, а в боевом положении все это раскрывается, и перед вами возникает площадка на три посадочных места для средних вертолетов и два – для тяжелых.
Кроме того, на этом судне был полный комплект аппаратуры для управления беспилотниками, хранились два беспилотника самолетного типа и один вертолетного со всем необходимым для запуска. Хранилось здесь и все необходимое для устройства плавучего причала, а также несколько лодок RHIB среднего и тяжелого класса.
Короче, за казенный счет я оказался владельцем крупного судна для поддержки специальных операций. С ним я мог оперативно действовать в пределах до пятисот километров от береговой полосы: проводить разведку, высаживать и эвакуировать разведгруппы, проводить гуманитарные операции. А если мне по сходной цене продадут пару истребителей вертикального взлета-посадки, то я могу даже вести маленькую частную войну.
Вот что значит детская дружба с Его Величеством! Шучу…
Затем я приобрел вертолеты. Компания Сикорского под видом гражданских продала мне два своих гиганта восемьдесят девятой модели в варианте для поддержки специальных операций, то есть с радарной системой от истребителя, штангой для дозаправки в воздухе, комплектом оборудования для обеспечения возможности полета в кромешной тьме, аппаратурой РЭБ. Не было только оружия и турелей под него – но это дело легко поправимое. Покупали, покупаем и будем покупать…
Стрелковое вооружение, включая легкие и тяжелые пулеметы, мне, только что ставшему дилером бельгийской FN и богемской «Заводы Шкодовы», и вовсе проблем не составило.
Зачем мне такая махина? А вы знаете, что происходит в Мексиканском заливе? Там нефтяные вышки, а боевики стараются напасть на них. Таскают наркотики. С западного побережья Мексики рекой течет амфетамин и синтетические наркотики с Гонконга, попадается даже героин. В Мексике особо ширяться некому, денег нет, поэтому вся наркота идет в Штаты. Поговорить с нужными людьми, пара презентаций, пара счетов на Багамах, где их не достанет Служба внутренних доходов САСШ, немного пообщаться со службами безопасности нефтяных компаний – и вот тебе контракт на обеспечение безопасности в зоне Залива. Или несколько. Такие тяжелые вертолеты мне не нужны, куплю несколько легких, поставлю пулеметы, несколько снайперов с тяжелыми винтовками, легкие пулеметные и артиллерийские катера – вот тебе и дело. Дел вообще полно, только успевай поворачивайся.
Но сначала надо сделать то, ради чего все это сделано.
В Бейрут, город, где я не был почти тринадцать лет, я прибыл рейсом авиакомпании «Пан-Американ» из Майами. Когда огромный, двухпалубный «МакДонеллДуглас» начал разворачиваться над заливом, чтобы занять место на посадку – к глазам подступили слезы. Но я сдержал себя.
Офицеры не плачут. Это память сочится из глаз.
Аэропорт восстановили полностью. Тогда – в девяносто втором – за него шли тяжелые бои, аэропорт был нужен как плацдарм для высадки. Сейчас был построен дополнительный, третий терминал, сверкающий на солнце причудливыми гранями огромного стеклянного кристалла. И лишь большой, рубленный из русской березы крест у самой длинной полосы, встречающий и провожающий самолеты, напоминал здесь о крови, которая была пролита.
Со своим дипломатическим паспортом я прошел таможню по зеленому коридору. Работал кондиционер, в самом здании аэропорта, в посттаможенной зоне шла бойкая торговля – Бейрут. Глядя на веселых, уверенных в себе людей, трудно себе представить обгорелые развалины и страшный трупный запах, который висел над городом подобно смогу.
Диспетчер на автостоянке махнул жезлом, очередное такси ловко остановилось рядом со мной.
Я посмотрел на часы – время еще было.
– На бульвар Кайзера Вильгельма. И можете не спешить, сударь.
Шофер тронул машину с места.
Наверное, это судьба. Ее злая насмешка. Такси застряло в пробке как раз на Аль-Рашидин. У того места, где я не хотел бы оказаться никогда. У того места, которое я просто не мог пропустить, посетив Бейрут. Я сам не хотел идти туда – меня просто понесли бы туда ноги.
– Получите, сударь. – Я хлопнул шофера по плечу, протянул стодолларовую купюру. Поездка стоила не более тридцати, если перевести на рубли.
– Премного благодарен, сударь, сейчас…
Не слушая шофера, я вылез из машины, сильно хлопнув дверью. Пошел по тротуару – точнее, не пошел, ноги меня понесли. Это не отговорка – мол, я не хотел, ноги сами принесли. Хотите верьте, хотите нет, но это так и есть.
Аль-Рашидин, девятнадцать. Высотка, выделяющаяся даже на фоне высотной застройки побережья.
Начало пути…
Я не ошибался, не врал себе – это начало пути, оно здесь. Оно не в Санкт-Петербурге, не в Кронштадте, не в Севастополе и даже не в той крепости крестоносцев Бофор, в которой я встретился с советником Бергеном и согласился шагнуть за грань. Из офицера русского флота – стать офицером разведки и убить ублюдка, десять раз заслужившего смерть. Оно здесь, на Аль-Рашидин, девятнадцать, где я предал сам себя, предал женщину, которую любил, предал свое будущее. Ничего уже не изменить. Все, что произошло с тех дней девяносто второго года, это мой путь. А Юлия – моя плата.
За все надо платить. За все.
Но если ничего не изменить – почему же так больно? Почему же до сих пор так больно?
Если хочешь идти – иди…
Если хочешь забыть – забудь…
Только знай, что в конце пути…
Ничего уже не вернуть.
Эту песенку в последнее время часто крутили на разных радиочастотах. В отличие от обычной танцевальной музыки она поражала какой-то глубиной…
