Третье место его не устраивало. Если бы устроило – он не был бы русским.
Сегодня он решил заняться автоматом – его он считал наиболее сложным в освоении видом армейского стрелкового оружия, сложнее, чем снайперская винтовка. Стандартный автомат Барышева армейского калибра 6,5, магазин на тридцать патронов – шестидесятипатронные он не любил, они были менее надежны. Оптический прицел малой кратности – он полагался ему как лучшему снайперу в патруле. Одиночными выстрелами он мог свалить мишень быстрее, чем та окончательно займет исходное положение для стрельбы. Проблема в том, что в этой дисциплине засчитывалось поражение цели двумя патронами, а некоторые упражнения были рассчитаны на исполнение их автоматическим огнем. Русская армия сразу после появления автомата Федорова стала первой армией в мире, которая начала серьезно работать над проблемой поражения противника именно автоматическим огнем, над созданием огневых завес, над беспокоящим огнем, даже над стрельбой по панораме, хотя другие армии отрабатывали этот вид огня только на пулеметах. Североамериканская армия, переняв британскую концепцию точного сокрушительного одиночного огня на средней дистанции, приняв на вооружение мощную винтовку для стрельбы преимущественно одиночными, нахваталась по самое «не хочу» от японцев в ходе долгой, тяжелой и кровавой войны в Индокитае и Центральной Америке. Нация стрелков, чтоб их. Японцы нахватались, в свою очередь, «плюх» от русских в ходе короткой и жестокой второй русско-японской, известной как «война за КВЖД», – уже тогда приняли на вооружение легкие автоматы и пистолеты-пулеметы ближнего боя, которыми был вооружен каждый японский десантник. Русская армия обучала своих бойцов автоматическому огню намного больше, чем одиночному, поэтому Вадим отрабатывал сейчас именно автоматический огонь, пытаясь заучить, затвердить в памяти именно такое положение тела, при котором отдача раскладывается правильно и автомат не уводит вверх, и тем более – в сторону.
Для выполнения упражнения Вадим надел наушники, и поэтому он понял, что рядом кто-то, только тогда, когда его хлопнули по плечу. Он повернулся – и увидел майора по адмиралтейству Тишко, с которым он подружился после того случая.
– Господин майор по адмиралтейству… – начал доклад Вадим, не снимая наушников.
Тишко отрицательно покачал головой, сделал знак, чтобы он заканчивал со всем этим и шел за ним.
На гражданской машине, принадлежащей Тишко, они доехали до Поста святой Ольги – военного, в основном, города, где находилась военно-морская база и дислоцировалось соединение амфибийных сил – так называли части боевых пловцов и морскую пехоту. Самому Тишко довелось тут служить, и Вадим ни о чем плохом не думал. Смотрины. Офицер, имеющий отношение к курсам подготовки, присмотрел хорошего, перспективного гардемарина и сообщил об этом своему бывшему командиру. Такое часто бывало, офицеры сохраняли связи со своими частями, а командиры старались подбирать себе личный состав прямо с курсов, особенно отмечая тех, кто мог в будущем стать офицером, хороший, инициативный офицер – на вес золота. Сейчас с ним поговорит командир соединения легких сил, возможно, и еще кто-то из офицеров, потом, если он их устроит, они пришлют на него заявку. В свою очередь, и он посмотрит, где, возможно, ему предстоит начинать свою службу.
И лишь когда они прошли третий рубеж охраны и вошли в один из лифтов, который пошел вниз, Вадим понял, что ему предстоит что-то другое.
– Не трясись, салага… – легко и с необидной подколкой ответил на незаданный вопрос Тишко, когда их лифт медленно полз вниз, – тут одно дельце наклевывается. Я тебя отрекомендовал. Дело добровольное.
Что именно за дело, Тишко рассказывать не стал, а гардемарин не стал спрашивать, потому что гардемарину не пристало ни о чем спрашивать майора по адмиралтейству. Он никто, у него даже нет воинского звания.
В себя Вадим пришел только тогда, когда они оказались в кабинете легендарной «Медузы» – контр-адмирала Русского флота Таманцева, который сейчас, выслужив все положенные сроки, возглавлял диверсионную службу Флота Тихого океана.
Кабинет Медузы оказался довольно примечательным. В углу – шкаф из дорогого дерева, там черной летучей мышью распластался костюм для подводного плавания, судя по виду – пятерка, пятимиллиметровый, для холодных вод. Вместо обычной для кабинета офицера высокого ранга стены с дипломами, свидетельствами об окончании курсов, фотографиями с известными людьми и дворянского герба, у кого он был, – на стене развешано холодное оружие, а в застекленной витрине из того же дерева – оружие огнестрельное. Вадим заметил бесшумный пистолет-пулемет Стерлинга с магазином, вставляющимся сбоку, легкий пулемет Стоунера, какой использовали североамериканские боевые пловцы, и несколько японских образцов, включая бесшумный пистолет Та-Чи, который обычно использовали ниндзя. Из холодного оружия выделялась мамелюкская сабля североамериканского морского пехотинца с подарочной надписью на лезвии и несколько мечей. Японских катан было только две, обе на вид с солидной историей. Выделялся более короткий, чем катана, зачерненный меч с тонким, обоюдоострым лезвием. Вадим не знал, как он называется, но знал, что и он, и вон тот меч-посох с двумя лезвиями – излюбленное оружие ниндзя.
– Доставил… – коротко отрекомендовался Тишко, не называя ни должности, ни звания, не обращаясь к контр-адмиралу так, как это положено, как этого требуют устав и уважение, которое любой мореман с осьминогом
[51]
должен был испытывать к этому человеку. Контр-адмирал, кстати, оказался совсем не таким, каким он получался на фотографиях, – он был ниже и Тишко, и самого гардемарина Островского.
– Господин контр-адмирал Флота Его Императорского Величества Николая, гардемарин четвертого курса обучения Островский по вашему приказанию явился!
Вадим оттарабанил это на одном дыхании, надеясь, что голос его при этом не дрожал.
Контр-адмирал Таманцев отрицательно покачал головой:
– Во-первых, гардемарин, я не приказывал вам явиться. Во-вторых, у нас не принято представляться таким образом. Но это ничего, для первого раза, думаю, ошибки простительны.
Контр-адмирал вышел из-за своего стола, на котором не было ни единой бумаги, пожал руку сначала Тишко, потом протянул руку гардемарину. Судя по этому, здесь и впрямь дистанция между рядовым бойцом и командиром службы была намного меньше, чем того требовал устав. Вадим и помыслить не мог, что начальник курсов, к примеру, пожмет ему руку до того, как он пройдет финальное испытание и заслужит первое звание. Но, наученный опытом, он подал руку так, чтобы контр-адмирал не мог перевести рукопожатие в захват, возможно, это еще одна проверка. Контр-адмирал, однако, не стал ничего проверять – он пожал руку Вадиму и вернулся за стол.
– Вы сибиряк?
– Так точно.
– Скаут?
– Так точно, разведчик отряда.
Контр-адмирал потер подбородок, по его виду казалось, что у него в голове созрело какое-то решение, но он сомневается в его правильности.
