Действительно, в это время у самых дверей в другой комнате
послышался как бы шум.
– А, идут! – вскричал Раскольников, – ты за ними послал!..
Ты их ждал! Ты рассчитал… Ну, подавай сюда всех: депутатов, свидетелей, чего
хочешь… давай! Я готов! готов!..
Но тут случилось странное происшествие, нечто до того
неожиданное, при обыкновенном ходе вещей, что уже, конечно, ни Раскольников, ни
Порфирий Петрович на такую развязку и не могли рассчитывать.
VI
Потом, при воспоминании об этой минуте, Раскольникову
представлялось все в таком виде:
Послышавшийся за дверью шум вдруг быстро увеличился, и дверь
немного приотворилась.
– Что такое? – крикнул с досадой Порфирий Петрович. – Ведь я
предупредил…
На мгновение ответа не было, но видно было, что за дверью
находилось несколько человек и как будто кого-то отталкивали.
– Да что там такое? – встревоженно повторил Порфирий
Петрович.
– Арестанта привели, Николая, – послышался чей-то голос.
– Не надо! Прочь! подождать!.. Зачем он сюда залез! Что за
беспорядок! – закричал Порфирий, бросаясь к дверям.
– Да он… – начал было опять тот же голос и вдруг осекся.
Секунды две не более происходила настоящая борьба; потом
вдруг как бы кто-то кого-то с силою оттолкнул, и вслед за тем какой-то очень
бледный человек шагнул прямо в кабинет Порфирия Петровича.
Вид этого человека с первого взгляда был очень странный. Он
глядел прямо перед собою, но как бы никого не видя. В глазах его сверкала
решимость, но в то же время смертная бледность покрывала лицо его, точно его
привели на казнь. Совсем побелевшие губы его слегка вздрагивали.
Он был еще очень молод, одет как простолюдин, роста
среднего, худощавый, с волосами, обстриженными в кружок, с тонкими, как бы
сухими чертами лица. Неожиданно оттолкнутый им человек первый бросился было за
ним в комнату и успел схватить его за плечо: это был конвойный; но Николай
дернул руку и вырвался от него еще раз.
В дверях затолпилось несколько любопытных. Иные из них
порывались войти. Все описанное произошло почти в одно мгновение.
– Прочь, рано еще! Подожди, пока позовут!.. Зачем его раньше
привели? – бормотал в крайней досаде, как бы сбитый с толку Порфирий Петрович.
Но Николай вдруг стал на колени.
– Чего ты? – крикнул Порфирий в изумлении.
– Виноват! Мой грех! Я убивец! – вдруг произнес Николай, как
будто несколько задыхаясь, но довольно громким голосом.
Секунд десять продолжалось молчание, точно столбняк нашел на
всех; даже конвойный отшатнулся и уже не подходил к Николаю, а отретировался
машинально к дверям и стал неподвижен.
– Что такое? – вскричал Порфирий Петрович, выходя из
мгновенного оцепенения.
– Я… убивец… – повторил Николай, помолчав капельку.
– Как… ты… Как… Кого ты убил?
Порфирий Петрович, видимо, потерялся.
Николай опять помолчал капельку.
– Алену Ивановну и сестрицу ихнюю, Лизавету Ивановну, я…
убил… топором. Омрачение нашло… – прибавил он вдруг и опять замолчал. Он всё
стоял на коленях.
Порфирий Петрович несколько мгновений стоял, как бы
вдумываясь, но вдруг опять вспорхнулся и замахал руками на непрошеных
свидетелей. Те мигом скрылись, и дверь притворилась. Затем он поглядел на
стоявшего в углу Раскольникова, дико смотревшего на Николая, и направился было
к нему, но вдруг остановился, посмотрел на него, перевел тотчас же свой взгляд
на Николая, потом опять на Раскольникова, потом опять на Николая и вдруг, как
бы увлеченный, опять набросился на Николая.
– Ты мне что с своим омрачением-то вперед забегаешь? –
крикнул он на него почти со злобой. – Я тебя еще не спрашивал: находило или нет
на тебя омрачение… говори: ты убил?
– Я убивец… показание сдаю… – произнес Николай.
– Э-эх! Чем ты убил?
– Топором. Припас.
– Эх, спешит! Один?
Николай не понял вопроса.
– Один убил?
– Один. А Митька неповинен и всему тому непричастен.
– Да не спеши с Митькой-то! Э-эх!..
– Как же ты, ну, как же ты с лестницы-то тогда сбежал? Ведь
дворники вас обоих встретили?
– Это я для отводу… тогда… бежал с Митькой, – как бы
заторопясь и заранее приготовившись, ответил Николай.
– Ну, так и есть! – злобно вскрикнул Порфирий, – не свои
слова говорит! – пробормотал он как бы про себя и вдруг опять увидал
Раскольникова.
Он, видимо, до того увлекся с Николаем, что на одно
мгновение даже забыл о Раскольникове. Теперь он вдруг опомнился, даже смутился…
– Родион Романович, батюшка! Извините-с, – кинулся он к
нему, – этак нельзя-с; пожалуйте-с… вам тут нечего… я и сам… видите, какие
сюрпризы!.. пожалуйте-с!..
И, взяв его за руку, он показал ему на дверь.
– Вы, кажется, этого не ожидали? – проговорил Раскольников,
конечно ничего еще не понимавший ясно, но уже успевший сильно ободриться.
– Да и вы, батюшка, не ожидали. Ишь ручка-то как дрожит!
хе-хе!
– Да и вы дрожите, Порфирий Петрович.
– И я дрожу-с; не ожидал-с!..
Они уже стояли в дверях. Порфирий нетерпеливо ждал, чтобы
прошел Раскольников.
– А сюрпризик-то так и не покажете? – проговорил вдруг
Раскольников.
– Говорит, а у самого еще зубки во рту один о другой
колотятся, хе-хе! Иронический вы человек! Ну-с, до свидания-с.
– По-моему, так прощайте!
– Как бог приведет-с, как бог приведет-с! – пробормотал
Порфирий с искривившеюся как-то улыбкой.
Проходя канцелярию, Раскольников заметил, что многие на него
пристально посмотрели. В прихожей, в толпе, он успел разглядеть обоих дворников
из того дома, которых он подзывал тогда ночью к квартальному. Они стояли и
чего-то ждали. Но только что он вышел на лестницу, вдруг услышал за собой опять
голос Порфирия Петровича. Обернувшись, он увидел, что тот догонял его, весь
запыхавшись.
– Одно словцо-с, Родион Романович; там насчет всего этого
прочего как бог приведет, а все-таки по форме кой о чем придется спросить-с…
так мы еще увидимся, так-с.
И Порфирий остановился перед ним с улыбкой.
– Так-с, – прибавил он еще раз.
Можно было предположить, что ему еще что-то хотелось
сказать, но как-то не выговаривалось.
