– Могли бы и по-другому ссадить.
Оно так...
– Ты командованию подчиняешься?
– Была бы шея...
Велехов так и не знал, кому можно верить, а кому нет. Не знал он ничего и про неизвестно как оказавшегося здесь графа, к тому же поляка. Он его помнил, отчетливо помнил по лагерю, но разве не перешла на сторону мятежников большая часть польской аристократии?
Другой вопрос – зачем мятежнику шляться по ченстоховскому лесу со специальным оружием и в одиночку?
– Была бы шея, а хомут найдется... – граф Ежи потянулся к рюкзаку.
– Э, э... – заволновался один из казаков.
– Спокойно. Там рация. Мне нужно связаться с командованием, оно подтвердит мои полномочия, заодно установит ваши. Кого из казаков просить?
– Да все равно. Спроси кого из Донского казачьего войска. Скажи, здесь Велехов.
Рация была наисовременнейшая, размером примерно с полтора мобильных телефона, но могла работать в общей сети, где одновременно идет обмен данными между десятком тысяч абонентов или даже больше. Выход на связь был также простым: граф Ежи вышел на заранее выделенный для него канал, доложил, что находится у казаков и просит связи с кем-то из атаманского состава Донского казачьего войска...
– Наказной атаман Свиридов тебя устроит? – он протянул трубку Велехову.
Велехов коротко переговорил с атаманом, сказал напоследок: «Так точно!» – отключил связь. Казаки да и сам Комаровский напряженно ждали.
Мало ли...
– А что, братцы казаки... – вдруг весело произнес Велехов, – мы снова на службе...
– Под ночь это случилось... Все зараз уже отбой совершили, только часовые на постах остались, как началось. Врезали со всех стволов сразу, по модулям прямо, одних пулеметов было с десяток. Кто сразу не полез – выскочил, у этих – еще и гранатомет был, автоматический. Или что-то в этом роде. Модули сразу накрыло, там всех в мясо. А мы с кумом решили за ангарами пузырь приговорить, благо с Дона гостинцы куму прислали. По первой налили, как началось. Мы бежать к мехпарку, там броня, заведешь ее, а там и видно будет, кто кого и как. Мехпарк не накрывали, кум-то пошвыдче меня тикал. Там как раз его и окликнули, он ответил – очередь ему навстречу, сразу и лег. Тут-то я и сообразил, что тикать надо. А там в поле Митрия уже нашел, тот с самохода шел, шибко шел. Залегли, понаблюдали... Потом эти прочесывание начали, тут-то мы до леса уходить решили. А там и остальных встретили...
– А окликнули кума по-русски? – спросил Велехов, хотя и сам знал ответ.
– По-русски, истинный крест, пан сотник, по-русски.
Казак размашисто перекрестился щепотью, староверчество до них не дошло, в каких-то войсках крестились щепотью, в каких – двумя перстами...
– Значит внешний периметр они тихо прошли... – сказал Комаровский.
– Я таких слов не понимаю, пан офицер, – просто ответил казак, – но напали сразу, никто и охнуть не успел...
Велехов резко встал с полатей, собирая с древесного, уже подгнившего потолка грязь своей шевелюрой, медведем из берлоги полез наружу. Решил выбраться следом и пан граф, оставив рюкзак на попечение казаков.
Стемнело, на стремительно темнеющем небе проблескивал серп луны, звезд еще не было. Сурово и жутковато шумел ченстоховский лес.
Велехов сосредоточенно избивал дерево, он раз за разом бил кулаками по шершавому стволу старого, не меньше чем столетнего великана, как-то болезненно и хрипло выдыхая при этом. Кулаки уже были в крови.
– Ты чего, пан казак?.. – спросил граф Ежи.
Велехов вдруг остановился, начал вытирать сочащуюся кровь о превратившуюся почти в лохмотья форму.
– Да так, – почти нормальным голосом ответил он, – зараз ничего. Что вылез, выходить скоро...
– С базой той, на холме... не все ладно?
– С чего ты взял?
– С того. Я ведь на карту смотрел. Ты знаешь, что дыра – только здесь. Все остальные базовые лагеря выстояли и продержались до получения помощи, даже из соседних с тобой секторов. Дыра – только здесь...
– И что? Всякое бывает.
– Да не всякое. Я по вам сводки помню – пробовали вас на зуб, еще тогда. И обстрел тот – он не просто так. А потом, как штурмовая группа смогла пройти целый километр между внутренним периметром и внешним, чтобы никто не заметил?
– Мабуть, из бесшумок сняли – поди, услышь...
– Разом – посты внутреннего и внешнего периметра? Ведь не просто же схема прикрытия делалась... Может быть, помог кто?
Велехов внимательно посмотрел на графа.
– Ты из беспеки, что ли?
– Нет. Просто размышляю.
– А хочешь чего?
– Да помочь хочу. Вот эти, что с тобой, они откуда?
– Четверо вырвались. Остальные в поле вышли... эти гады, они подгадали ровно так, что те, кто с дня пришел, те уже в лагере были, а те, кто выходил, выйти не успели. Остались только те, кто в поле не на один день ходил, в секреты. Все и легли разом... не травил бы ты мне душу, а...
– А по-другому никак и не выходит. Пока не просечем, кто у нас за спиной, ничего делать нельзя.
– Как просекать предлагаешь? – Велехов понял, что у молодого офицера все же имеется какой-то план.
– А вот как...
Граф Комаровский пояснил. Сотник Велехов выслушал, покачал головой.
– Вот истину говорят, что поляки все...
Граф издевательски поклонился, хотя сказанное было оскорблением, причем не его лично, а всей польской нации.
– Ты предлагаешь сдать группу?
– Видишь другой выход? Кто-то среди ваших – предатель. Ты можешь знать за себя, а я – за себя. Больше мы ни за кого знать не можем.
– А откуда ты знаешь за меня?
– Ниоткуда. Просто, если возьмут нас, значит, предатель либо ты, либо я. В жертву будет принесен только один. А остальные останутся и смогут действовать дальше...
Ночь на 15 июля 2002 года
Виленский округ, город Ченстохов
Резиденция польского правительства
Ченстохов, промышленный центр и крупнейший город Западной Польши, до рокоша был просто городом. В основном здесь производили текстиль, и были еще предприятия тяжелой промышленности – промышленная группа «Гута Ченстохова» берет свое начало именно в этом городе, именно здесь был построен первый ее металлургический завод. Но никто из жителей и подумать не мог, что в Ченстохове разместится первый за долгие годы независимый от России польский монарх.
Монарх разместился в гимназии, в самой обычной гимназии, каких полно в России – здание это пустовало, потому что были летние каникулы, а более подходящего для размещения монарха и его свитских не нашли. Князь Радзивилл и его правительство оккупировали ратушу, создав там нечто вроде координационного центра сопротивления, а Борис Первый отсиживался в гимназии, на втором этаже, в учительской.