О Джелалабад! Сколько тайн хранят твои улицы, опасные и днем и ночью? Сколько тайн унесла с собой река Кабул, протекающая через город? Сколько путников повидал ты за то время, пока стоят здесь твои стены? Вооруженных и невооруженных, с товаром и без, добрых и злых… Сколько рабов сбили ноги о твои мостовые, сколько боли и страданий видели твои стены, сколько крови окропило твои мостовые? Сколько золота хранишь ты в своих подвалах, Джелалабад, мировой центр параллельной исламской финансовой системы «хавала»? Сколько оружия у жителей твоих? Наверное, больше, чем самих людей. Город на грани закона и беззакония, цивилизации и варварства — вот кто ты есть, город Джелалабад!
…Запыленный, простреленный в двух местах, оборудованный для перевозок в самых тяжелых условиях афганских дорог «АМО» въехал в город вместе с очередным караваном, когда часы пробили полдень. Здесь, в этом городе, являющемся и крупнейшей транзитной перевалочной базой, русских и индусов было примерно поровну. Исторически сложившаяся, закрепленная десятками междоусобиц традиция требовала, чтобы в этом городе русские разгрузили тот товар, который у них еще остался, и продали его, а индусы его купили и повезли дальше. Джелалабад — пограничный город, тут проходит невидимая черта, разделяющая зоны влияния двух крупнейших в мире объединений водителей-караванщиков: индусского и русского. За русскими был Афганистан и Туркестан, за индусами — родная британская Индия и часть континентальной Японии. Персию и Междуречье нельзя брать в расчет, там нормальные дороги и цивилизованные условия работы, там нет необходимости в полноприводных, с подвеской от бронетранспортера машинах и в автоматах у водителей, там на дорогах не действуют бандиты и караваны не обстреливают из гранатометов. Наконец, там построенные русскими инженерами железные дороги, которые и берут на себя основную нагрузку по перевозкам. В Индии, кстати, они тоже имеются, вот только кто-то постоянно разбирает и взрывает пути.
В Кабуле двое караванщиков, ехавшие в этой машине, тоже посетили базар, но ничего не продали из того, что везли, и это было встречено с пониманием. Не продают — значит, собираются рискнуть и везти товар в Джелалабад, чтобы получить за него максимальную цену. Цена здесь устанавливалась в зависимости от дальности пути от русской границы — чем дальше, тем дороже. Машин в караване насчитывалось около пятидесяти, их охраняли малиши — боевики племени джадран, у которых был даже старый бронетранспортер «Сарацин» со скорострельной пушкой. За время пути от Кабула до Джелалабада на караван нападали дважды, одну машину сожгли, одного караванщика убили и двоих ранили. Этим караванщикам из «АМО» тоже пришлось отстреливаться от душманов бок о бок с племенным ополчением, и воины джадран, самого храброго и воинственного пуштунского племени, заметили, как метко и быстро стреляют из своих автоматов эти русские караванщики, как грамотно они ведут бой. В этих местах ценились две вещи: сила и золото, и больше ничего, и тот, у кого не было ни того ни другого, обречен был стать рабом, а у этих русских была сила, и они заслужили уважения у боевиков племени.
Караван проделал по улицам Джелалабада короткий путь — все сделки совершались на рынке, а рынок находился на окраине города, и стоянки для машин тоже были на окраине города, потому что если расположить рынок в самом городе, то по улицам невозможно будет ни пройти ни проехать. Слишком много торговцев и слишком много машин. В самом городе тоже был рынок, но только для тех, кто хотел что-то купить из местного, а пригородный — чтобы продавать. Часто водители, прибывшие в город, продавали свой товар на внешнем рынке, а покупали, что везти в обратный путь, — на городском. Для тех, кто не понял, — наркоторговля велась в основном на городском рынке…
Несколько боевиков племени, возглавляемые сыном племенного вождя, ведшего караван, подошли к «АМО», когда водитель его уже заглушил мотор и теперь запирал машину. Машину здесь следовало запирать как можно тщательнее, ибо афганские воры по хитрости своей превзойдут любых других, и, несмотря на охрану, оставить машину с товаром на произвол судьбы означало лишиться и машины, и товара.
— Я хочу сделать тебе подарок, рус, — медленно заговорил по-русски обвешанный гранатами вождь. — Мы редко видим неверных, которые были бы такие, как ты. Хвала Аллаху, что мы не сражаемся друг против друга.
Вождь говорил по-русски, потому что он вел не первый русский караван и не второй, и все афганцы, которые водили караваны, в той или иной степени знали русский язык. Вождь и в самом деле был удивлен поведением неверного — как обычно, на дороге от Кабула не обошлось без неприятностей, где этот кяфир проявил себя как воин и мужчина.
Русский молча, с полупоклоном, принял небольшой, в узорчатых ножнах нож, который дал ему вождь. Он принял подарок правильно, двумя руками — это означало, что подарок столь щедр, что его можно удержать только таким образом. Потом отстегнул с пояса свой нож и с поклоном вручил его вождю.
Вождь наполовину вытащил нож из ножен, осторожно прикоснулся пальцем к зачерненному лезвию. Нож был на удивление легким и в то же время смертельно острым, здесь никогда не делали таких ножей. Он не знал, что такие ножи редкость и в самой Империи и делают их из специального вспененного сплава, основой которого является титан.
— Шукран
[99]
.
— Да благословит вас всевидящий Аллах, — сказал подошедший к ним напарник русского водителя. Он был более смуглым, не носил усов и носил короткую, аккуратно подстриженную бородку.
— Ты правоверный? — удивился вождь и осекся, заметив на шее у второго русского серебряную цепочку с полумесяцем. Он слышал, что правоверные бывают и среди русских, но видел таких редко. Это обрадовало вождя — значит, в северной стране есть правоверные, и они храбрые люди.
— Ля Иллахи илля Ллаху ва Мухаммад расул Аллах!
[100]
— сказал второй русский шахаду, подтверждая свою принадлежность к исламу.
— Аллах да благословит ваш путь! — ответил вождь.
Когда пуштуны-джадран пошли по своим делам, второй русский, верней, не русский, а татарин чуть заметно расслабился, вынул руку из кармана, где был пистолет.
— Я думал, они пришли тебя резать… — сказал он.
— За что?
— Мало ли… Может, посмотрел не так. Как дальше будем?
— Иди, поторгуйся насчет товара… — ответил водитель, — поторгуйся, как следует, но пока не продавай. Узнай цены. Мы везли сюда всё это не для того, чтобы продешевить при торге. Сними данные. Я пойду в город.
— Один? Не грохнут?
— Пусть попробуют… — сказал водитель, проверяя свой автомат.
В городе водитель не стал брать ни такси, ни рикшу, хотя и тех и других здесь было немало и от их криков можно было оглохнуть. Не обратил он внимания и на зазывал — таких тоже здесь было немало у каждой лавки, и они бесцеремонно висли на каждом прохожем, моментально определяя, есть ли у него деньги. Не обратил он внимания и на домики с красными занавесками. Так здесь отмечались дома, где клиентов ждала продажная любовь — такие дома были только в Джелалабаде и Кабуле. Ему нужно было не это, он выглядел тем, кем и хотел выглядеть, — русским караванщиком, продавшим или собирающимся продать привезенный товар и дополнительно заработать, купив товар в обратный путь. Афганистан мог не так уж много предложить Российской империи, кроме ковров, платков и лазурита, если он кого-то заинтересует. Еще восточные специи — их привозили из Индии и здесь продавали. И, конечно же, наркотики — возможно, у кого-то из караванщиков имеются связи на границе, позволяющие провезти некоторое количество этого товара. Если так, то по ту сторону границы его могли выкупить за пятнадцать цен или даже больше, как поторгуешься. Заработок, окупающий любой риск.
