— О нет… ни в коем случае. Тем более что вчера я отказался принять их, отговорившись неприкосновенностью.
Докурив одну сигарету, граф взялся за вторую.
— Тем не менее, сударь, Консульта
[94]
срочно вызывает меня в Рим для дачи объяснений. Слухи дошли уже и туда, и это нетерпимо.
— Для кого нетерпимо, граф? Для меня? Для вас?
— Ай, бросьте! — как и любой итальянец, граф быстро выходил из себя… — Да, я признаю, что репутация у меня не из лучших, но на сей раз кто-то избрал своей мишенью вас, вашу супругу и меня и злонамеренно распускает слухи. Более того, кто-то приложил усилия к тому, чтобы эти слухи дошли даже до Рима.
— То-то там удивились… — не сдержался я, — вы считаете, что это я приложил к этому руку, господин граф?
— Нет, я так не считаю! Я считаю, что мы должны объясниться между собой, а потом приложить все усилия к тому, чтобы прекратить хождение этих слухов и выявить их источник.
— Сударь… позволю себе напомнить вам одну весьма поучительную русскую пословицу. К грязной собаке все репьи цепляются. Если вам что-то угодно выявлять — выявляйте.
Граф не докурил сигарету, затушил ее и сунул в портсигар, а портсигар сунул в карман.
— Хорошо. Если вы заняли такую позицию — дело ваше. Но я считаю своим долгом сообщить вам, что все слухи, которые злонамеренно распускали про меня и вашу супругу, являются ложью, ложью полной и абсолютной. Да, мы несколько раз встречались в городе, но все эти встречи имели место по инициативе сеньоры Марины, все они длились не более получаса и происходили исключительно на людях. Причем инициатива этих встреч исходила от сеньоры Марины в каждом случае, я даже грешным делом подумал, что она намеревается выведать секреты отношений Италийского королевства с Персией. Пару раз она подвозила меня, но это всё, клянусь честью. Более того, как только пошли эти омерзительные слухи, на последней встрече я недвусмысленно дал понять сеньоре Марине, что никакого общения, ни дружеского, никакого иного я с ней не ищу и, учитывая складывающуюся ситуацию, все встречи следует прекратить для сбережения ее и моей чести. Вы можете не верить мне, но клянусь честью, все так и было.
Ваша честь, граф, подобна знамени, состоящему из палки от метлы и простыни, выуженной из корзины для грязного белья в общественной прачечной.
Может быть, и надо было это сказать. Но я промолчал.
— Сударь, если это всё, что вы имеете мне сказать, то не стоит больше впустую растрачивать мое и свое время. У меня немало дел, и у вас, я уверен, их не меньше. Честь имею.
Выпроводив мутного и назойливого итальянца — господи, если там такие дворяне, то какие же тогда остальные итальянцы? — я начал приводить себя в порядок к визиту во дворец. Поскольку ситуации бывают разные, у меня, как и у любого дипработника, в посольстве хранились идеально выглаженные костюмы для приемов. Таких у меня в посольстве было три — контр-адмиральский мундир, фрак, который я ни разу не надевал и не собирался это делать, пока будет такая возможность, и один из костюмов, который сшил для меня старый портной Хаим и который доставили в посольство в мое отсутствие. В него-то я переоделся, сочтя военную форму неуместной, а фрак — излишне вычурным и напыщенным для визита во дворец. Тем более — учитывая обстоятельства.
Из посольства я выехал на парадном «Руссо-Балте», который успели помыть. Спереди и сзади двигалась полицейская охрана…
Почему-то усиленная охрана была и у дворца, к нему подогнали бронетранспортеры. Солдат было много, все они носили черный берет — символ принадлежности к Гвардии Бессмертных, у которой даже эмблема, череп с костями, была скопирована с нашего Командования специальных операций. Разница только была… маленькая. Если наше КСО действовало практически во всех странах мира, не исключая даже Священную Римскую империю, то Гвардия имела своей целью исключительно упрочение власти шахиншаха в собственной стране. Пока что получалось, но именно что пока.
Посты Гвардии были везде, в том числе и в самом дворце. Это уже не шутки.
Светлейшего я нашел в какой-то комнате, одна из стен которой представляла собой рельефную карту местности Персии. С ним были два человека — одного я знал, генерал Кожомжар Тимур, руководитель САВАК, второй был мне неизвестен. Не было и принца Хусейна, которого я ожидал встретить. В воздухе буквально висело напряжение… знаете, как после долгой жары перед сильной грозой.
Кожомжар на открываемую дверь среагировал первым и довольно своеобразно. Сопровождал меня офицер Гвардии, он открыл дверь и пропустил меня, не осмеливаясь войти внутрь, а я вошел и заметил, что Кожомжар поспешно убирает руку от пистолета.
Интересно, кстати, — просчет безопасности. У нас офицеры в присутствии Государя обладают правом иметь при себе личное оружие, но это потому, что сложно даже представить, чтобы кто-то из лейб-гвардейских и даже прочих офицеров решился поднять руку на царствующую особу. В нашей стране опыт выступлений в армии ограничивается Сенатской площадью, а это было чуть ли не двести лет назад. А вот здесь я бы поопасался разрешать находиться в присутствии Светлейшего с оружием даже самым приближенным особам.
Светлейший отвлекся от карты…
— Искандер… рад вас здесь видеть.
— Ваше Сиятельство…
— Извольте сюда…
Из этой комнаты с картой был еще как минимум один выход помимо того, через который в нее прошел я, и этот выход был замаскирован сдвижной дверной панелью. За этой панелью оказалась богато обставленная комната без единого окна, по размерам она была больше той, из которой мы перешли, раза в три. Ее предназначение я определить затруднился — тут были и стол, и полки с книгами, и роскошная кровать.
— Вы прибыли как раз вовремя, Искандер… — шахиншах без предисловий перешел к делу: — В стране едва не произошел государственный переворот.
— То есть, Ваше Сиятельство? — мне показалось, что я ослышался.
— Несколько сыновей больных бездомных помоечных собак дерзнули умыслить против меня! — шахиншах оскалился в хищной улыбке. — Они решили двинуть на Тегеран целую дивизию! Теперь они узнают, что бывает за такие умыслы! И они сами и все их семьи! Хотите выпить?
Я сразу даже не уловил переход.
— Воздержусь, Ваше Сиятельство…
— А я выпью… — Светлейший прошел к бару и начал смешивать себе самую обычную водку с томатным соком и лимоном. — Выпью за процветание Персии и за дружбу с Россией.
Мне показалось, что Светлейший уже пьян. Может быть, радость от того, что еще один путч провалился, вызвала такую эйфорию?
— Осмелюсь спросить, Ваше Сиятельство… кем были те собаки?
— А… — Светлейший махнул рукой, — неблагодарные твари, которых я подобрал на помойке. Знаете, Искандер, что самое страшное во всем в этом? Все те офицеры, которые умыслили это, только мне обязаны своим положением! Только мне! Мне, который их возвысил! Двое из них и вовсе были бездомными, их нашли на улице и взяли на содержание… а потом они сдали экзамен в офицерское училище. Если бы не я, кем бы они были? Нищими? Поденными рабочими? Бандитами? И эти люди меня предали. Меня!
