— Добрый день, сэр, — сказал МакДугал, подходя ближе, — я вижу, что вы не нашли общий язык с Бюро Эмиграции?
Мулла пожал плечами.
— Всё в руках Аллаха.
— Да, всё в руках Аллаха. Это лейтенант Мантино специальный агент, мой напарник.
Рука муллы была сухой и твердой, рукопожатие — крепким.
— Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, сэр. Это возможно?
— Если только меня не уведут до этого.
— Не уведут. — МакДугал достал из бумажника фотографию. — Скажите, вы когда-нибудь видели этого человека?
Мулла взял фотографию, поправил очки, всмотрелся.
— Этот человек — мертв?
— Увы, это так.
— Он — правоверный?
— Мы считаем, что да.
Мулла вернул фотографию, закрыл глаза, губы его зашевелились. Он читал фатиху, молитву, которую положено читать над умершим правоверным, агенты молча ждали.
— Он так и не погребен до сих пор?
— Увы, сэр. Нам нужно вести расследование, да его никто и не забирает.
— В таком случае я прошу вас, хоть вы и не правоверный, похоронить этого человека так, как требует этого наша вера. Вы знаете, к кому обратиться. Возможно, на Страшном суде это благое деяние зачтется и вам, и мне, и тем, кто его похоронит, а на нас и так слишком много греха, чтобы упускать возможность совершить благодеяние.
— Сэр, я не могу обещать, что это будет скоро, но в общей могиле он лежать не будет.
— Я рад это слышать. Аллах да зачтет вам праведные дела ваши.
— Но мы бы хотели получить кое-что взамен. Первое: этот человек прилетел сюда из Берлина, отправная точка его маршрута — Бейрут. В полете он пил кофе, минеральную воду, ел хлеб — и всё. Получается, он постился. При нем были найдены деньги — крупная сумма. Мы считаем, что он въехал в страну, чтобы совершить один или несколько террористических актов. И мы можем договориться, чтобы вас не высылали, если вы пообещаете, только пообещаете, что проинформируете нас, если этот или подобный человек появится в мечети.
Мулла покачал головой.
— Я всего лишь правоверный, что молит Аллаха о прощении и страшится его наказания. Как я обращусь с мольбой ко Всевышнему, если до этого предам брата своего?
— Человек, умышляющий убивать, — брат ли он вам?
— Он правоверный. Пусть люди, чьи души черны как сажа и которым Аллах уготовил суровые наказание за содеянное ими, отвратили его с пути истинного джихада — всё же он правоверный. Он думает, что следует прямым путем, в то время как это — путь, ведущий в пропасть неверия и греха. И я, нижайший раб Аллаха, должен отвратить моего брата с этого пути, а не предавать его в руки неверных, как бы он ни заблуждался.
— А что такое истинный джихад? — спросил Мантино. — Не то же ли самое убийство?
— Истинный джихад — это война, которую ты ведешь сам с собой. Истинный джихад — это когда ты воюешь с одолевающими тебя шайтанами, которые толкают руки твои на свершение злых, неугодных Аллаху дел. Только тот, кто победил шайтанов в себе самом, тот, кто чист, может воевать за торжество истинной веры. Когда люди говорят мне о джихаде, я обычно отвечаю: посмотрите на себя. Разве вы не без греха? Разве дела ваши и помыслы ваши чисты? Как вы можете вести войну с шайтанами, одолевающими весь мир, пока не победили шайтанов в самих себе, как вы можете воевать за чистоту веры, в то время как ваша вера и ваши помыслы, и ваши дела нечисты?
МакДугал покачал головой.
— Сэр, этих людей не победить словом, будь это слово о Всевышнем Аллахе или слово федерального судьи, зачитывающего приговор. У нас такие же цели, что и у вас. Если вы не будете сотрудничать с властями, это может кончиться плохо для вас же. Разве вам не известно, что провозглашено шейхами такфиритов, теми, кто проповедует учение «Ат-Такфир валь-Хиджра»? Они сказали, что мусульманин, который не с ними, который не убивает вместе с ними — хуже неверного, что его имущество — разрешено и его жизнь — разрешена. Эти люди не знают жалости, и с ними не справиться словом.
— Такфириты… Воистину, это кара, посланная нам, правоверным, самим Аллахом, это люди, которых ведет сам Иблис и все его шайтаны. Но мы, правоверные, те, кто страшится наказания Аллаха и несет слово его в душе своей, должны сами справиться с такфиритами, которым, нет в том сомнения, уготовано мучительное наказание.
— Вижу, вас не переубедить. — МакДугал сменил тему. — А что вы можете сказать о человеке, изображенном на этой фотографии?
— Ничего. Я не знаю его и никогда его не видел. Если бы он пришел сюда и помыслы его были бы чисты, то, нет в том сомнения, он нашел бы здесь кров и нашел бы здесь единоверцев.
— Но он держал пост!
Мулла улыбнулся.
— Вам следует больше читать, агент МакДугал, тем более что нужные книги я вам дал. Возможно, вы и уверуете, а сам Аллах сказал, что те, кто уверует, будут спасены. Пост — это не противозаконно, правда? В Коране есть много видов постов, есть месяцы, где нельзя принимать пищу до заката Солнца, есть время, когда нельзя есть определенные виды пищи. Самый строгий пост — пост, когда ты один день постишься и один — отдыхаешь от поста. Сам пророк Мохаммед сказал, что более строгий пост неугоден Аллаху. Возможно, этот человек не имел дурных намерений, когда постился, вот и всё…
— Сэр, вы закончили? — К беседующим подошел Кабрера. — Там, на улице, становится жарковато. Самое время убираться отсюда.
Что-то глухо стукнуло в дверь.
На улице и в самом деле было неспокойно. Прибыло специальное подразделение нью-йоркской полиции по борьбе с массовыми беспорядками. Его бойцы в принадлежащем им большом, с зарешеченными окнами автобусе натягивали на себя снаряжение — нечто среднее между рыцарскими и хоккейными доспехами — и спешно, как только могли, бежали выстраивать вторую цепь между протестующими и мечетью. Протестующих стало еще больше, они перекрыли часть улицы, что создало гигантскую пробку, на полицейских пока не нападали, но в руках у протестующих были бутылки, камни и палки. Бойцы из группы по борьбе с массовыми беспорядками были вооружены дубинками и шестизарядными гранатометами калибра тридцать семь миллиметров, стреляющими резиновой дробью и гранатами. Но стрелять следовало осторожно: рядом с протестующими было довольно много зевак и стоящие в пробке машины. Зеваки вообще были бедствием: в негритянском квартале много безработных, и они сбегались на любой скандал, на любое бесплатное зрелище. А в застрявших в пробке машинах были и белые.
Чуть в стороне стоял черный фургончик SWAT отряда специального оружия и тактики. Сами бойцы пока наружу не показывались, чтобы еще больше не подогревать страсти, но, если «вечер перестанет быть томным», они появятся на сцене. И откроют огонь — нелегального оружия у них не было.
Кабрера метался, как мелкий бес из оперы, — выдворяемого подвели к дверям мечети, но наружу вывести пока не решились. Чемоданы выдворяемого разобрали себе сотрудники БЭИ, чтобы прикрыться ими, если в них полетят камни и пакеты с дерьмом или краской. Сам Кабрера глубоко вдохнул, словно пловец перед прыжком в холодную воду, и выскочил на улицу.
