Наконец, на полигоне нельзя было протолкнуться от местных, гражданских, которых возглавлял генерал-губернатор Туркестана. Хоть их никто и не звал, но скрыть мероприятие с участием в нем Его Величества было невозможно, и они, собрав в толстые папки челобитные, ринулись на полигон.
Многозвездные военные начали собираться на полигоне уже к четырем часам утра по местному времени, а в семь на полигоне, как говорится, яблоку негде было упасть. В ожидании самолета Государя военные разбились на группы по родам войск и, смоля сигареты, переговаривались между собой, иногда вглядываясь в стремительно светлеющее небо.
– Нет… господа, – начальник штаба Шестой стратегической эскадры полковник от авиации Танненберг, докурив сигарету почти до фильтра, огляделся и, не найдя в поле видимости ни одной самой завалящей урны, был вынужден сунуть потушенный окурок в портсигар, – намучаемся мы с новой техникой, намучаемся. Вот вам крест – намучаемся.
– Это из-за чего?
– А как с винтовых на реактивные переходили – забыли? Года два, считай, небоеспособными были. Всю инфраструктуру авиабаз – переделай. ВВП – заново построй. Вся номенклатура запчастей по двигательным установкам – новая. Смазочные, топливо – все новое. Техников – всех на переподготовку, а это года два. Намучаемся, говорю.
– Рано или поздно все равно придется переходить, – начальник одного из управлений САК, генерал Тищук, махнул рукой, словно отрубая возможные возражения, – или мы сейчас перейдем, или потом, но уже с проблемами.
– Не проще ли было разработать новые боеприпасы? До сих пор бомбы свободного падения на снабжении.
– Как будто боеприпасов новых нет. Это тоже деньги.
– А эти все… не деньги? Просто Наследник с его молодежью на всем новом зациклен, не факт, что это хорошо, господа, не факт.
– Мы тоже работаем.
– Пусть армия сначала испытает все это. Для чего сразу нам-то принимать новую технику? У нас цена ошибки – не в пример выше.
– Армия принимает, при чем тут армия?
– Нет, я все-таки не пойму, господа, – в чем суть? Получается, вместо одного самолета – два, ударный и летающий пост управления. Но ведь ударный самолет уязвим не намного меньше, чем обычный стратег.
– Один пост может вести до четырех бомбардировщиков-беспилотников одновременно. Кроме того, пост сейчас так и так есть, просто он используется как летающий локатор и не управляет самолетами, а только передает им данные.
– А не получится так, что мы потеряем самолет управления – и вместе с ним четыре ударных? Сейчас хоть один – да прорвется.
– Ну да, а три – собьют. И надо будет операцию по спасению организовывать. Срочную.
– Но задача не будет выполнена!
– Вам, сударь, хорошо собакой работать: любого обгавкаете, – без злобы заметил кто-то.
Танненберг не обиделся.
– Нет, ну а что, господа, я не прав? Зачем всем разом-то переходить на новую технику? Где горит?
– Кажется, летит… – сказал кто-то. У всех, кто служит в стратегической авиации, слух острый, без этого никак.
– Строимся, господа, строимся.
К удивлению строящихся офицеров, показавшаяся на горизонте точка превратилась не в белый, несколько медлительный четырехмоторник представительского самолета, которым пользовался Государь. Точка приближалась к полосе с чудовищной, недостижимой для турбовинтовика скоростью – и самые глазастые уже разглядели «Кобру». Так из-за характерной формы кабины, чем-то напоминавшей раздувшую капюшон кобру, прозвали сверхзвуковой бомбардировщик Северского С-34. Пройдя на предельно малой и оглушив всех ревом турбин, самолет начал заходить на глиссаду
[79]
.
– Строимся, господа, строимся!
– Где трап?! Трап, Бунчук, убью!
– Да на кой там трап?!
– Поговори!
– Включать?
– А бог его знает.
– Значит, включаем…
Пилот остановил самолет виртуозно – в паре десятков метров от выстроившихся в несколько каре военных. Трап и в самом деле здесь не был нужен – у этой модели самолета бронированный фонарь отстреливался только при катапультировании, а в штатных ситуациях экипаж поднимался на борт и покидал машину через небольшой люк с лестницей рядом с передней стойкой шасси.
– Наследник…
– Цесаревич!
Хоть это было и не по чину – пока, – начальник авиабазы все равно махнул рукой – и над степью поплыли величавые, хорошо знакомые каждому русскому человеку звуки «Боже, царя храни…» в исполнении симфонического оркестра балета Его Императорского Величества в Санкт-Петербурге.
Это и в самом деле был Цесаревич Николай, наследник престола Российского. В противоперегрузочном костюме, чуть усталый, но хорошо всем знакомый и узнаваемый с первого взгляда – выдавали «романовские» синие глаза.
В последнее время Государь, озабоченный ростом новых угроз в мире, дал Цесаревичу большую свободу в поисках ответов на эти угрозы. Мир менялся – и менялся в далеко не лучшую строну. Обозначить эти изменения какой-то короткой фразой было сложно, но возможно. В новом мире никто никого и ничего не боялся.
Всю вторую половину двадцатого века мир жил в страхе перед атомным апокалипсисом, перед сжигающим дотла Землю огнем, перед приходом Судного дня. Этот страх, родившийся в сорок девятом, примерно до конца восьмидесятых только нарастал. Причем львиная доля этого страха приходилась на страны Запада – в Российской империи боялись намного меньше. Все дело заключалось в том, что в странах, где Государь не может сам распоряжаться бюджетом, гражданам (или подданным, в Великобритании и Австро-Венгрии бюджет утверждался парламентом и рейхсратом соответственно) нужно было как-то объяснить, на какие такие цели военные ведомства просят все больше и больше денег? Для чего строятся сотни бомбардировщиков, для чего нации нужны ракеты? Апофеозом всего было знаменитое «В лесу живет медведь»
[80]
Рональда Фолсома и СОИ – программа звездных войн. Лазерные спутники-перехватчики на орбите и баллистические двухступенчатые ракеты-перехватчики на земле были введены в полном объеме в строй в девяносто четвертом, из-за этой программы Североамериканские Соединенные Штаты стали крупным должником Японской империи – но снижения уровня угрозы это не дало. В том же девяносто четвертом – синхронно! – Российская империя завершила консервацию последней шахтной установки баллистических ракет. Их место в стратегической ядерной триаде заняли БРВБ – баллистические ракеты воздушного базирования, огромные контейнеры, сбрасываемые с самолетов на высоте восемь-десять километров и там же, в воздухе, отрабатывавшие старт. Часть функций сдерживания передали БЖРК – боевым железнодорожным ракетным комплексам, внешне ничем не отличимым от обычных железнодорожных составов. Обе эти системы роднило одно – внезапный запуск из произвольной точки пространства, что на порядок усложняло задачи перехвата. Одно дело – заранее математически просчитанная траектория полета и спутник – в наиболее выгодной огневой позиции, и совершенно другое – пуск ракеты из любой точки необъятной России, да еще хуже – с восьмикилометровой высоты, когда на получение разрешения и прицеливание остаются не минуты – секунды. Короче говоря, Стратегическая оборонная инициатива, если кому-то и обернулась пользой – так это парням из Бурбанка
[81]
, пополнившим и без того солидные банковские счета новой порцией бюджетных средств.
