Утолив жажду, гонец снова сел и принялся ждать, в полной решимости прождать столько, сколько потребуется.
– Алла-ах Акбар! Алла-ах Акбар! Алла-ах Акбар! Алла-ах Акбар! Ашхаду алля иляха илля Аллах! Ашхаду алля иляха илля Аллах! Ашхаду анна Мухаммадар-расул-уллах..!
[59]
Азан. Кто-то пел азан! Непонятно, откуда звучала эта сладостная для любого правоверного мелодия, она просто была, висела в воздухе тончайшей пеленой…
Гонец посмотрел на часы, они были дешевыми, электронными, сделанными в континентальной Японии, и вдруг увидел, что часы встали.
Но раз звучит намаз, а он не знает, сколько сейчас времени, надо вставать на намаз! Он уже пропустил три намаза, но всевидящий Аллах простит его, ведь он пропустил их не по лени или небрежению.
И гонец встал на намаз. Тем более что в комнате, как и во многих других местах на Востоке, была специальная отметка, указывающая направление на Киблу
[60]
. К счастью, здесь была вода, и он смог совершить вуду, омовение, как это предписывает Коран. Затем он совершил такбирату-ль-ихрам – поднял руки до плеч со словами «Аллах Акбар». Затем начал читать дуау-ль-истифтах – начальные слова намаза, что-то вроде вводной молитвы. Закончив с вводной молитвой, он прочитал Аль-Фатихат, вводную суру Корана, и начал совершать первый ракат
[61]
.
– Мырат…
Тихий голос послышался ему после того, как он совершил второй ракат и встал для совершения третьего, потому что третий ракат должен совершаться стоя. Ему приходилось вспоминать слова раката, потому что мутилось в голове, – но это было от усталости, ведь он проделал сегодня длинный путь, чтобы передать весть об опасности.
Он замер, прислушиваясь, но голос больше не появлялся. Подождав несколько секунд, гонец произнес «Аллах Акбар» и начал совершать третий ракат.
– Мырат…
Голос снова прозвучал, когда гонец закончил третий ракат и совершал ташаххуд, готовясь к завершению намаза. На сей раз он прозвучал так громко, что не осталось сомнений – в комнате кто-то есть.
Но в комнате никого не было.
– Аллах Акбар! – сказал гонец, не дочитав до конца ташаххуд и не завершив должным образом намаз. Он подумал, что где-то рядом – шайтаны.
– Мырат…
Слова прозвучали еще громче, они прозвучали подобно трубному гласу – и не слышать их мог только тот, кто не желал слышать.
– Светлейший Махди? – робко спросил гонец.
– Ты совершил намаз, Мырат… Но чисты ли твои помыслы?
– О Светлейший, мои помыслы чисты как слеза ребенка…
– Скажи, какую весть ты принес мне, Мырат… Это весть о нависшей над правоверными опасности?
– О Светлейший… опасность весьма велика. Ищейки генерала Абада, презренного шиита, да проклянет Аллах его и весь род его, нашли, где скрывается Светлейший, и Абад, этот слуга шайтана, не преминул донести об этом королю, этому посланцу ада на земле. А король, пусть ослепнут его глаза, приказал своим нукерам найти и убить всех, кто приближает пришествие в Герате, и сделать это не далее как завтра! Вот какую весть принес я, и весть эта правдива…
В комнате, которая располагалась недалеко от той, где находился одурманенный психотропным зельем гонец из Кабула и в которой было несколько мониторов слежения, снова стало многолюдно. Несколько боевиков, в камуфляже и с автоматами, их лица были закрыты платками от пыли. Тот же самый невысокий, жадно смотрящий на экран человек, накинувший белый халат поверх камуфляжной куртки. И еще один – молодой, в отличие от других, находившихся в комнате, он укрывался чем-то, похожим на белый плащ.
– Что скажете?
Низенький, в белом халате, оторвался от экрана.
– Посланник говорит правду, – уверенно заявил он, – я могу дать гарантию.
– Абдалла?
Один из боевиков с автоматом почтительно приблизился.
– Необходимо уходить, Светлейший, немедленно. Город еще не оцеплен, я это точно знаю – и мы сумеем выскочить.
Молодой задумался.
– Иншалла, мы уйдем, – сказал он, – но говорю вам, мы еще вернемся. Аллах велик – и он покарает тех, кто смеет поднимать руку на правоверных! Жестоко покарает, не пройдет и полного месяца, попомните мои слова, иншалла.
Пройдя потайной дверью, молодой оказался в комнате, где он жил последнее время – два с лишним года. Покидать ее было жалко, он успел привязаться к этому дому, полному тайн и загадок, к нехитрым вещам, сопровождавшим его последнее время. Все это придется бросить. И снова – бежать.
В стене открылась еще одна потайная дверь, и в комнату шагнул еще один человек. Того же роста, на вид того же возраста, однако вошедший был на пять лет старше, и даже лица их были неуловимо похожи. Хотя они не были ни братьями, ни родственниками. Второй был одет в камуфляж и в руках держал автомат.
– Аллах с нами, Джабраил, – произнес первый. – Аллах хранит нас, открывая замыслы врагов наших.
Второй нахмурился.
– Полчаса. Не больше. Через полчаса тебя здесь не должно быть.
– А ты?
– Я остаюсь.
– В здании? – испугался первый. – Не говори глупостей, Джабраил.
– Нет, не здесь. Я потом догоню вас.
– Ты должен быть с нами. Муса приказал тебе.
– Муса далеко. Не бойся за меня, брат. Я должен проконтролировать то, что здесь произойдет, лично. Каждый мастер желает видеть плоды трудов своих.
– Это опасно. Ты должен быть с нами.
– Это не опасно. Я уйду отсюда, и никто не сможет этому помешать. Мы с братом ушли из Бейрута. А там было куда опаснее, чем будет здесь.
– Тогда – да поможет тебе Аллах, брат.
У афганских сил безопасности шанс был – один-единственный. Действовать точь-в-точь с наставлениями русских: полученная развединформация после ее проверки подлежит немедленной реализации! Необходимо было сразу, в тот же день, поднимать вертолеты и десантировать четыреста сорок четвертый полк коммандос на Герат. Тогда были хоть какие-то шансы – не слишком большие, потому что под Гератом проходили ходы кяризов, которые мало кто знал, и один из них проходил как раз под домом, где нашел приют вышедший из сокрытия имам. Все-таки шансы были. Но афганское командование решило оцепить город, для чего выдвинуло к нему пятую пехотную дивизию Королевской армии. Тем самым они могли потерять не меньше двадцати четырех часов, потребных для того, чтобы дивизия выдвинулась в район операции. На самом деле они потеряли тридцать два часа – когда дивизия получила приказ на выдвижение, выяснилось, что командование дивизии пустило налево все имеющееся топливо, в том числе неприкосновенный запас. В конечном итоге плохо спланированная операция набрала ход тогда, когда было уже слишком поздно.