– Сэр...
– Что?
– Это документы. Секретность А.
– Я вижу. И что?
– Разве их не надо провести через канцелярию? Я имею в виду стандартную процедуру прохождения документов.
Такие документы, даже если они адресованы кому-то конкретно – все равно должны были проводиться через канцелярию. Канцелярия должна была проверить полномочия и уровень допуска и отправителя, и получателя и только потом выдать документы, исключение составляли документы с пометкой «Лично, особо срочно». По статистике, каждое сотое письмо, или меморандум, или служебная записка в ЦРУ направлялась либо не тем, кем надо, либо не тому, кому надо, и это угрожало утечкой информации.
– Здесь не хватает людей, даже оперативников. Здесь чертов кипящий котел, и рано или поздно он взорвется. Думаю, мы обойдемся без формальностей.
«Генерал» вскрыл пакет, начал просматривать документы, одновременно разливая кофе. Кофе получился очень крепким, крепче, чем тебе подадут в любой вашингтонской кофейне, даже в «Старбакс», раза в два. Такой кофе приводил в чувство.
– Это задание? – вдруг сказал спецпредставитель.
– Полагаю, что да, сэр, – осторожно и обтекаемо ответил Уильямс.
– Нет, сэр, это не задание. Это чушь собачья! Чушь!
Теннисон с победным видом отхлебнул из чашки.
– Чушь!
– Сэр, господин директор при мне...
– О, я верю, верю. Старик при тебе запечатал конверт и сказал – иди, сынок, доставь письмо Гарсии
[80]
. Примерно ведь так?
Уильямс ощетинился.
– Сэр, полагаю неуместным такие...
– Сынок, пока что я здесь спецпредставитель директора Национальной разведки, – беззлобно осадил его Теннисон, – и это мой кабинет. Поэтому позволь мне решать, что здесь уместно, а что нет. Вот это, по-твоему, что такое?
Спецпредставитель указал на стандартное канцелярское корыто, полное бумаг.
– Позволю предположить, что это корзина, полная неразобранных входящих бумаг, сэр, – предположил Уильямс.
Теннисон улыбнулся.
– Верно. Мы здесь пока во многом работаем, как пятьдесят лет назад, нормальной компьютерной сети по всему городу нет как нет, только локальные у нас по зданиям. Вот это вот – мне все поступило из национальной полиции и разведки RAMA, которая сидит не в Кабуле, и это очень неудобно. Это корзина, полная дерьма, поэтому я берусь за нее нечасто. Знаешь, как это делается? Я живу в каком-нибудь затраханном кишлаке, а рядом со мной живет ублюдок, дедушка которого оскорбил моего дедушку – и это не есть хорошо. Тогда я прихожу в полицейский участок и говорю: а знаете, у моего соседа дома скрываются боевики, а сам он поддерживает талибов и прячет дома фугас, чтобы поставить его на дороге. Мы приезжаем, выбиваем дверь и... наживаем еще одну враждебно настроенную к нам семью афганцев. И это в лучшем случае. В худшем либо начинается перестрелка, а потом, как по заказу, сбегаются репортеры, чтобы заснять очередные зверства американской военщины, либо мы вышибаем дверь, и тут все взрывается, и еще несколько хороших парней летят на родину в гробах. Вот как все это делается, и корзина эта полна всякого дерьма, которое я большей частью мельком просмотрю и выкину. Так и тут. В приказе содержится цель, но нет информации о цели. В нем нет ничего достовернее того, что находится в этой корзине. Все это – мы поставляем в Вашингтон в виде разведсводки. Я не вижу здесь и следа того, чтобы кто-то плотно потрудился, подготовил операцию...
Глядя на все это, Марк Уильямс не мог поверить своим глазам. Для него неразобранная корзина входящих была чем-то вроде смертного греха – по крайней мере, не сильно отличалась по тяжести последствий. Вот теперь понятно, почему до сих пор руководитель Талибана мулла Мухаммед Омар находится на свободе! Потому что никто здесь даже не утруждает себя работой с информацией, которая поступает – она просто ссыпается в мусорную корзину. Да, мистер Микулич был прав – бардак, каленым железом тут все выжигать надо...
...просчитал варианты. Я не вижу здесь главного – шанса. Понимаешь, шанса! Хочешь, скажу – как делаются дела?
– Хотел бы послушать, сэр.
– Расскажу. У каждого крупного боевика, тем более у того, кого вы намереваетесь грохнуть – есть убежища. Очень надежные убежища, что по ту сторону границы, что по эту. Чаще всего – это убежища у дальних родственников или членов рода, в крайнем случае, племени. Здесь совершенно другие понятия о родстве, парень. Это у нас родители живут для себя, а дети сдают родителей в дом престарелых, здесь никто и никогда не сделает такое. Все живут в одном доме, семьи живут в одном кишлаке, держатся друг за друга. Пришлые боевики, люди из Аль-Каиды либо берут жен из местных, чтобы породниться, либо не суются сюда, на эту сторону границы, на длительное время. Джихад здесь для многих значит очень мало, кто бы что ни говорил, – и того, кто ведет джихад – предадут за понюх табаку. Но здесь никогда не предадут родственника. Мы это знаем. И они это знают. Пуштун пуштуну брат, если кто-то предаст и об этом узнают – это будет позором не только для него, но и для всех его родственников. Вот почему – в моей корзине для входящих всегда омерзительно воняет дерьмом. Но если ты терпелив и умеешь работать, парень, – их можно перехитрить. Это как рыбалка, понимаешь? Ты закидываешь леску с крючком на конце и червяком на крючке и говоришь тем самым рыбе – смотри, как вкусно! Хочешь попробовать? Если даже у тебя есть рыболовный сонар и ты можешь видеть, где рыба, ты же не ныряешь за ней, чтобы схватить руками, ты просто готовишь крючок с червяком, прикармливаешь какое-то место, которое нравится рыбе, закидываешь удочку и ждешь. И если тебе повезет, парень, – рыба поверит тебе и схватит червяка с крючком. И тогда, если ты не прозеваешь и сумеешь выбрать леску – рыба будет твоей.
Так и тут. Ты должен не искать, где находится тот или иной террорист – если и найдешь, то случайно, – а придумать что-то такое, чтобы заставить его прийти туда, куда нужно тебе. И если он поверит тебе и придет – тут у тебя будет игра на твоих правилах, а не на его. Возможно, ты эту игру и выиграешь.
Уильямсу пришлось приложить усилие, чтобы переварить все это.
– Как бы то ни было, сэр, это приказ директора. Мы должны его исполнять. И кроме того – мне бы хотелось поговорить о группе «Ромео».
