— У него в банде больше ста человек. Ходжамульк — там раньше стояли шурави, есть укрепления, не хуже чем у нас. Нам потребуются люди.
— Люди будут. — Бригадир Фахим передал еще одну фотографию.
— Омар.
— Мохаммад Омару Ахунзада. Ты его знаешь?
— Да, эфенди.
Бригадир никак не отреагировал на уважительное обращение к нему.
— И что ты скажешь про него? Можно ему доверять?
— Нет.
Бригадира Фахима это так удивило, что он остановился посреди улицы.
— Почему? — осторожно спросил он.
— Это фанатик. Безумец.
Бригадир махнул рукой, снова пошел.
— Я-то думал… Они все фанатики. И психи. Фанатик и псих — лучший инструмент в разведке, это как самонаводящаяся торпеда. Спасения нет.
— Вы не поняли, Ага-эфенди. Он фанатичен настолько, что с ним нельзя иметь дело. Он ненормальный, это понимает любой разумный человек, который оказывается рядом с ним. За последние два года я видел немало фанатиков, призывавших к джихаду. Этот — единственный из всех, кто говорил искренне. Если ему дать возможность усилиться — он начнет менять мир, а это плохо.
— Не так уж и плохо. Ты стал консерватором, Алим, не ожидал. Разве коммунисты не хотят изменить весь мир?
— И что получилось? Наша страна разорвана! Сейчас мы наладили — с вашей помощью, Ага-эфенди, — хоть какое-то подобие порядка. Вот я сейчас поведу караван. В караване везут товары, они будут привезены в Кандагар и проданы там. Каждый торговец меняет свои деньги на гарантию того, что по дороге его не ограбят и не убьют. Это хоть какой-то порядок.
— Говори тише, — недовольно сказал бригадир. Алим почувствовал это недовольство и мгновенно замолчал.
— Когда ты пришел к нам — ты был коммунистом… — начал свою речь бригадир, — и это было плохо. Сейчас ты говоришь как офицер пакистанской армии, но в этом тоже нет ничего хорошего, Алим, пусть ты и стал одним из нас. Если мир не изменим мы — его изменят другие так, как сочтут нужным. Твои слова — сами того не желая — подтвердили мне то, что мы делаем правильную ставку. Ты прав, Алим, Афганистану нужен порядок. Порядок под единой властью. И не только Афганистану. На север от вас лежат богатейшие земли, там люди пришли к исламу, но власть остается в руках муртадов и мунафиков. Скажи, Алим, ты можешь назвать меня истинно верующим человеком?
Алим подумал над ответом. Решил сказать правду.
— Боюсь, что нет, Ага-эфенди…
— И это в самом деле так, Алим, я им не являюсь. Джихад для меня лишь инструмент, в то время как для Омара и таких, как он, — он суть и смысл их жизни. И я не намерен лишать их этих заблуждений. К северу от вашей страны лежат богатые, но заброшенные земли. Там нет власти, способной повести за собой людей, русские оттуда ушли, а вместо русских никто не пришел. Да даже если русские придут туда — они ослабли, выдохлись и больше ни на что не способны.
Майор Шариф не стал бы так говорить про шурави — он знал шурави, учился у шурави, воевал с шурави и знал, на что они способны. Пусть и играл он теперь на другой стороне — шурави он уважать не перестал.
Но говорить об этом он тоже не стал. Он просто промолчал.
— Представь себе, Алим. Ты вряд ли сможешь это представить, чтобы это представить, надо жить в большой стране, — но все же представь. Представь себе государство, которое никого и ничего не боится — ни шурави, ни американцев, ни англизов, никого больше. Представь себе государство, в которое входят Пакистан, Афганистан и все то, что русские оставили нам в Азии, бывшие бухарские владения и эмираты. Там есть нефть в Каспии, есть золото, есть уголь. Есть все. Русские оставили там заводы и города — способны ли эти варвары, что там живут, понять, чтооставили там русские? Какую ценность все это имеет? Только представь себе, Алим, там есть страна, в которой население не превышает и двадцати миллионов человек, но живут они на территории, которая больше нынешнего Пакистана. А в нашей стране живет под двести миллионов человек, ты видел, как живут беженцы из твоей страны? Там, в той стране, много земли, уже распаханной — бери и паши ее. Там родится много хлеба — когда в твоем кишлаке, Алим, в том, где ты родился, ели досыта хлеба, скажи мне? Скажи, разве справедливо то, что у двадцати миллионов людей земли больше, чем у двухсот?
— Наверное, нет, — осторожно ответил Алим, отметив, что бригадир говорит громче, чем обычно, и на них уже смотрят.
— И в самом деле, нет, ты прав, Алим. Это несправедливо. У нас есть армия. У нас есть порядок. А скоро у нас будет то, что есть только у самых богатых держав, у самых сильных держав на планете. Никто не посмеет диктовать нам свою волю, Алим. Никто! И тогда мы пойдем вперед. Но мы пойдем вперед не сами — впереди нас пойдут такие люди, как Омар, — жестокие и фанатичные. Они будут умирать за нас — но не они наследуют политую кровью землю, чтобы ее наследовать, нужно учиться в британской школе при посольстве, а не в медресе «Хаккания»!
Бригадир вдруг замолчал, снова остановился, пристально глядя на Алима:
— Ты ничего не понял… — с сожалением констатировал он.
— Я стараюсь вас понять, эфенди, — осторожно ответил Алим.
— Ты пока не сможешь меня понять. Но рано или поздно поймешь. Знаешь, почему ты лучше их? Потому что тебя учили русские, а не полуграмотный мулла. Выходцы из медресе «Хаккания» нам тоже нужны, но такие, как ты, нужны больше. Я учился в британской школе, и это хорошо, потому что британцы создали величайшую империю, какую только видел мир. Ты учился у русских — но и это хорошо, потому что русские тоже создали империю, и значит — у них есть чему поучиться. Ты помнишь русский язык?
— Да, Ага-эфенди.
— Не забывай его. Он тебе еще пригодится, и скорее, чем ты думаешь. Скоро настанут перемены, великие перемены, мой друг. Ты и я — мы будем их причиной.
Бригадир какое-то время помолчал, потом протянул сумку, которую нес на плече.
— Возьми это. В этой сумке то, что ты должен будешь использовать, чтобы вызволить груз у бандитов. Деньги и приказ, которого Омар не посмеет ослушаться. Дай часть денег Омару, он их заслужил.
Алим не стал проверять сумку, вместо этого он задал вопрос, который его беспокоил.
— Что в машинах?
Бригадир Фахим облизал губы.
— Скажем так… это не должно тебя сильно беспокоить.
— Это меня беспокоит. Там есть, к примеру, то, что может взорваться?
— Может. И взорваться, и выстрелить — все может. Поэтому — будь осторожен.
— Кто руководит операцией?
— Ты, кто же еще? — сказал бригадир. — Те деньги, которые там есть, они твои, за исключением того, что ты сочтешь нужным дать Омару и другим людям. Полковник… уже осведомлен о твоем особом задании, ему приказано оказывать тебе полное содействие. Я… дам тебе совет. Когда ты будешь наступать — поставь вперед Омара и его людей, а за ними иди уже сам. Так ты кое-что поймешь, мой друг…
